«Ох уж эти женщины!»
На кухне гремели посудой, шипела сковорода, потом баба Настя позвала обоих ужинать.
Свое место за столом Антон занял с тем же деревянным лицом. Проголодался он очень сильно, но яичницу жевал маленькими кусочками, не желая показать, что нуждается в еде, молчал по-прежнему.
— Может, сядешь ко мне поближе? — сказала Вера Михайловна тем же тихим, нарочито спокойным голосом, который так не любил Антон.
Он придвинулся.
— С кем был на рыбалке?
Мальчику показалось, что мать в самом деле немножко отошла и тон у нее не наигранный.
— С одним дяденькой, — заторопился он объяснить, надеясь, что теперь разговор пойдет «объективный» и он сумеет рассказать все толком. — Это тот самый механизатор, что брал меня поле культивировать. Его дядя Кирилл зовут… Федин. Он очень хороший человек.
— Откуда ты узнал, что он очень хороший человек? — На последних словах Вера Михайловна сделала ударение, и опять в ее голосе послышалась язвительность.
— Что я, сам не вижу?
— Так вот знай, что твой «хороший человек» самый первый бездельник в селе и пьянчужка. Никто не знает, чем он живет, чем занимается.
— Вот уж неправда! — запротестовал Антон и положил вилку. — Кто это болтает?
— Все. И не болтают, а говорят. Знаешь, как его все тут зовут? Непутевый.
И Антон прикусил язык, вспомнив, что на озере дядя Кирилл сам ему так отрекомендовался. Почему, в самом деле, у него такая… странная кличка? Действительно, Антон обнаружил у него в ящике бутылку самогона, но ведь дядя Кирилл не выпил ее тогда? И если от него попахивало вином, то совсем-совсем немножко.
— Он тогда в поле мне свой плащ отдал, — пробормотал Антон. — Сам промок. Ходил по грязи за гусеничным трактором. И вообще механизатор какой!
— Да вот чуть не загубил тебя в грозу!
— Неправда, — резко запротестовал Антон. — Наоборот, вызволил.
— Словом, ты больше не должен с ним встречаться. Я-то, глупая, сама тебя отпустила в поле. Надо бы у людей расспросить прежде, а тут все веришь…
— Все равно дядя Кирилл хороший, — упрямо сказал Антон. Он отодвинул тарелку с едой и сидел злой, решительный.
Вера Михайловна поняла, что на сына нашло упрямство и переубеждать его сейчас бесполезно. Ладно, пройдет несколько дней, сам все поймет.
— Ешь, соколик, ешь, — сказала баба Настя и сердито глянула на дочь.
Аппетит у Антона пропал. Он ковырнул яичницу, нехотя стал жевать. Почти не ела и Вера Михайловна.
— Что случилось в школе? — опять тем же тихим, как бы спокойным голосом спросила она. — Почему ушел с уроков?
