И Варя рассказала о том, что матери ее сегодня исполняется пятьдесят лет и что только при ее ночном дежурстве можно ей позвонить.
— Ну, тогда бегите на почтамт. Это рядом. Звоните в свой Серпухов и поскорее возвращайтесь обратно! Вы где живете?
— У Кропоткинских ворот.
— У-у, какая даль!.. Я об этом и говорю! Все трамваи ушли — уже скоро два часа... Такси не найдете. Ночуйте у меня.— Она взяла ее за руку.— Ну, приходите, миленькая: мне просто тошно одной!..
Когда Варя возвращалась с почтамта, на улице Кирова было пусто и тихо. Выпавший снег лежал нетронутым белым слоем. Только посередине дороги пролегали две темные полосы от автомобиля. У подножья фонарей снег искрился, и было видно, что он нежен и пушист.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет
И радуги на снег наводят...—
вспомнила Варя.
«Почему радуги?» — подумала она.
Ощущением необычайной ночи была полна Варя. Прошло всего два с половиной часа, как она уехала из общежития, но казалось, что ее нагретую кровать, в которой она уже засыпала, отнесло куда-то далеко, запорошило снегом... И там, под снегом, в переулке у Кропоткинских ворот, давно уже спят ее подружки, а она вот тут, одна среди ночи, среди белой пустынной улицы. Сейчас говорила с матерью, слышала из Серпухова ее голос, ее смех... А теперь вот идет не домой, а к какой-то незнакомой женщине, где будет ночевать.
Ночевать в чужом доме... Но так сложилась ночь, что надо идти не к Кропоткинским воротам, а вот именно сюда, в чужой дом...
Антонина Львовна радостно встретила ее, взяла за руку, повлекла в свою комнату.
— Ну как хорошо, миленькая, что вы не обманули меня!
Она уже была умыта, припудрена, причесана. На столе был приготовлен чай.
— Сейчас попьем — и спать,— сказала Антонина Львовна.— Раздевайтесь и садитесь.
На часах, стоящих на крышке пианино, был третий час: необычайное продолжалось — никогда так поздно Варя не пила чай! А какиё хорошие часики! Передняя сторона футляра перламутровая, а с боков лиловый бархат. Рядом с часами наклонно как настольная фотография, стоял на никелевых ножках черный термометр. Варя никогда не видала таких стоячих и таких важных термометров. Те обычные, которые висят на стене, в сравнении с этим просто желтая дощечка.
Она рассматривала все, чтобы не сразу подойти к чайному столу. Она проголодалась, а потому неудобно было торопиться.
За чаем Антонина Львовна расспрашивала Варю об ее матери, об институте, о подругах. Но по тому чрезмерному вниманию, с которым она слушала, Варя поняла, что ей это неинтересно и что расспрашивает Антонина Львовна только для того, чтобы не говорить о случившемся, забыться...
