Лето летающих - Николай Яковлевич Москвин

Мы летели в открытом самолёте. Перед собой, за прозрачным козырьком, я видел покатые плечи Константина Ивановича, его сильную, упрямую шею и круглый затылок, обтянутый жёлтой кожей авиационного шлема.

Ветер рвал. Достаточно было вынести за козырёк пол-ладони и дать мышцам свободу, как ветер, почти твёрдый на ощупь, отбрасывал назад всю руку. Он воевал и с козырьками — передним и задним, — которые защищали наши головы. Ветер бил по ним, как бы стараясь срубить, сгладить — как топор сглаживает сучки — все неровности на фюзеляже.

Мы шли над окраиной города, держась самого лучшего положения солнца в хвост самолёта. Внизу уже вытянулись вечерние тени, и одна улица, с поперечными тенями от деревьев, была как бы уложена тёмными шпалами.

И вот вдруг что-то замигало, заблистало под нами. Глаз сразу определил положение этого мигающего: не на земле, а между нами и землёй в воздухе.

Я вгляделся: оранжевый прямоугольник с перекрещенными белыми диагоналями и жёлтый, весело виляющий мочальный хвост…

Всё было знакомо до мелочей — до язычка трещотки на верхнем наголовнике, до тонкой мочалки на самом кончике хвоста. Всё, кроме точки зрения: никогда в детстве, да и потом, я не видел л е т я щ е г о бумажного змея сверху, п о д  с о б о й…

Константин Иванович положил машину на вираж, и мы, снизясь, сделали круг вокруг этого оранжевого, с весёлым хвостиком живчика. Тут я увидал нитку, идущую от змея к земле, невидимую, если бы не солнце, которое и паутинку выделяет. Но дальше, ниже, нитка терялась, и я только мысленно мог представить среди этих крошечных домов мальчишку, наверно обеспокоенного близким соседством самолёта: не чиркнул бы крылом или винтом по нитке…

Когда мы сели на аэродроме и можно было говорить, я сказал Константину о том, что его вираж вокруг бумажного летуна выглядел как «круг почёта».

— Ну да! — тотчас отозвался он. — Вот именно! Ведь с этого у меня и началось. Помнишь нашу Николо-Завальскую?

Николо-Завальская улица была в Т-е, в городе нашего с Костей детства. Когда-то, в древние времена, тут проходил оборонный вал, позже в конце улицы построили церковь Николаю-угоднику — так и получилось: «Николо-Завальская». На этой улице мы жили и пускали бумажных змеев. Наши дворы были рядом. Через три двора от нас жили Лукьяновы — те гоняли голубей.

И на каждой улице, во всём городе так: тут гнездились змеевики, там голубятники. Это было до революции, мы были ещё мальчишками и потому никуда, кроме как на дачи или в недалёкие школьные экскурсии, не ездили и не видали других городов, — может быть, там ребята занимались чем-нибудь другим. Но у нас в Т-е только или змеи или голуби.