Не болгары, не сербы там, не фрачишки афинской «говорильни»… Черт бы их взял совсем, если мы им более не нужны.
Там «Святые Места», там Царьград, Афон, Синай… Там близко и Гроб Господень… Там еще не угасли вполне – святые и великие очаги Православия…
Не можем мы отдать всей этой нашей Святыни и древних источников Силы нашей – на пожрание мадьярам, жидам и немцам…
Россия, как старый боевой конь, вся вздрагивает при каждом новом шаге Австрии на этих полях, политых нашей кровью…
«Мы сеяли, – она вошла в наш труд»…{18}
Всё ждет только искры одной…
И эта искра вспыхнет… Где – мы не знаем, но знаем, что вспыхнет…
Слава Богу, что Россию теперь уже не застанет грядущее как глупую деву с угасшим светильником политического разума в руках!.. Слава Богу, что мы разочаровались, наконец, в югославянах и что сентиментальному периоду нашей новейшей истории они сами, эти славяне, положили конец!..
Россия, не отказываясь от них (ибо это тоже невозможно), подумает прежде всего о себе самой, сумеет теперь распутать лучше прежнего тот узел, в котором, к несчастью, спутался вопрос Православно-восточный (дисциплинирующий) с вопросом Славяно-племенным (эмансипационным)…
Иначе и ей туда же дорога, куда в наше время все западные нации так неудержимо рвутся и так презренно ползут…
Передо мною книга Погодина…
Боже! Как этот умный человек верил тогда (тридцать лет тому назад) в славян! В их залоги, в их «Шафариков» этих, в их признательность, в их великое и независимое по духу от Запада назначение…
Как роптал он на «австрийскую» тогдашнюю политику нашу… Как он на чехов этих рассчитывал…
– Что ж, – скажут мне, – разве он не был прав? Что делает теперь Австрия?
– Австрия, – отвечу я, – прекрасно делает! Спасибо ей! Она готовит нам триумф, себе жестокое поражение. И готовит она это в такое время, когда и во внешней политике возможнее прежнего стал для нас тот синтез, о котором я уже говорил: взаимное дополнение идей «николаевских» идеями «аксаковскими», стремлений погодинских – взглядами времен Нессельроде… Это не теория, не «политические фантазии досужего» политикана. Это указания и факты самой жизни.
В конце книги Погодина приложен французский мемуар графа Нессельроде, написанный именно по поводу тех писем и записок Погодина, которые волновали русское общественное мнение во время Крымской (войны).
Мемуар этот ясен и прост в дипломатическом спокойствии своем. Сам Погодин воздал ему должное, говоря: (пропуск в рукописи).
