западным рекомендациям, каждый раз приводит к смутам и периодам
нестабильности, а бесчисленные бессмысленные и самонадеянные
попытки изменить постоянную (культурную) часть нравственной
системы – к социальной аномии (полному распаду общественных
связей).
Недавно американские социологи проводили одно интересное
исследование, в ходе которого выяснили, что атеисты и их дети не
менее нравственны и добропорядочны, чем их верующие сограждане.
Но на Востоке, в виду низкого уровня доверия и клановости,
нравственное отношение к посторонним людям – нонсенс, а
действенная защита человека и его имущества от людей их других
кланов там – угроза мести, страх перед деспотом и Аллахом. Западная
культура индивидуализма и атеизма, попадающая на Восток
посредством фильмов, Интернета и телевидения, разлагает местное
общество, и тут уместно будет привести слова Тацита, сказанные им о
политике Римской Империи в отношении местного (кельтского)
населения Британских островов в I веке: “И то, что было ступенью к
порабощению, именовалось ими, неискушенными и простодушными,
образованностью и просвещенностью” (Агрикола. 22). Вообще,
концепция по демократизации и доктрина прав человека, за всем их
гуманизмом – на редкость универсальное и эффективное
внешнеполитическое средство: если на территории геополитического
противника удается установить устойчивый демократический режим, то
уменьшаются социальные издержки взаимоотношений между странами;
если этого не получается достигнуть, тогда соперник окажется истощен,
ослаблен и не способен противостоять Западу.
ГЛАВА VI
“КОНЕЦ ИСТОРИИ” ФРЕНСИСА ФУКУЯМЫ И
“СТОЛКНОВЕНЕИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ” СЭМЮЭЛЯ ХАНТИНГТОНА
Со времени окончания «холодной войны» между двумя крупнейшими
геополитическими державами второй половины 20-го столетия,
Советским Союзом и Соединенными Штатами, в самом конце 80-х
годов, в основе которой лежало противостояние идеологий
(проповедуемого первыми автократического типа социализма и
придерживающихся вторыми либеральной демократии), были
предложены две завоевавшие немалую популярность теоретические
модели. Обе они были призваны предсказать будущие социальные
изменения в разных странах и регионах мира, а также основные
тенденции мировой политики будущего. Первая из них – модель «конца
истории», основывающаяся на концепции «последнего человека», по
сути, предусматривала расширение зоны устойчивой либеральной
демократии; вторая – модель «столкновения цивилизаций»,
базирующаяся на старой концепции «мира цивилизаций»,
