...Вон те два окна на втором этаже.
И балкон.
...А каштан перед домом вырос.
Наверное, когда он оденется листьями и цветом, с балкона можно будет дотянуться до ветки. Но это будет в мае, а сейчас ноябрь...
Я стою внизу перед домом и разглядываю что-то под ногами: ступеньку перед входом. И количество щербинок по краю.
Хожу по кромке тротуара и что-то слушаю в гулкости булыжной мостовой. Разглядываю асфальт, как будто можно разглядеть, кто шел, кого вели, а кого тащили.
А в подъезде что? Ничего. Трещины на стенах. С маленькой дочкой – игра была: на что похоже пятно на краске? Где-то здесь был слон без хобота. Не знаю, где.
О чем я думаю? Что за фокус – моя психика?
В подъезде остался знакомый запах. Не совсем тот, но все-таки узнаваем. Раньше здесь больше пахло съестным.
На первом этаже жили врачи. И кажется, по фамилии... не помню.
(А почему – жили?)
...И мама всегда шутила: мы знаем, что у них на обед. По запаху.
Но почему – жили?!
И я вбираю воздух в легкие, чтобы не захлебнуться, когда взлетаю по лестнице – и один, два, три, четыре – восемь! Остановка. Поворот. Один, два, три, четыре – восемь, дверь налево, звонить два раза, дверь мне открыла...
Дверь мне никто не открыл. Она не была заперта и открылась сама. Со звуком – скрипом, похожим на голос родственника...
«Возвращение»
Темное заброшенное помещение – сарай? – и две фигуры: мать и сын. Она примостилась на чем-то, на фоне мрачной стены, он – на коленях перед ней.
Картина называется «Возвращение». Само пространство трагично по ощущению пустоты и холода. А масштаб фигур – почти в натуральную величину – уравнивает их с окружающим.
Перед картиной толпятся люди.
От одного из зрителей пришло письмо: «Это потрясает, это потрясает... Я прошел войну, видел много горя... О войне я не видел ничего сильнее. Может быть, оттого, что войны-то там и нет. Только горе от нее».
Ташкент. 1943 г. На выставке представлены работы местных художников и тех, кто был в эвакуации.
В ноябре 1943 г. освободили Киев. Отец рванулся домой, на Украину. Выставка к тому времени еще функционировала, и снимать работы со стен было негоже. Отец оставил их («их» потому, что это была не только картина «Возвращение», но и ряд портретов) и, заручившись обещанием руководства Союза художников, уехал на Украину. Обещание было выполнено: работы отправлены в Киев. И весь багаж исчез с лица земли.
Поиски велись несколько лет, но тщетно. Нет работ и нет главной из них: картины «Возвращение». Остались немногочисленные наброски и эскизы. И рассказы моей матери о том, какова была реакция на работу: благодарные зрители на выставке, благодарные и растроганные «братья-художники» и – совсем другое – блюстители идеологий:
