Даже твои кости не существуют, Поэт Дуру[12], они – пыль Лиссабона, атомы в туннелях и в Тежу, ты распался, мы больше никогда на тебя не посмотрим. Словно бы мы смотрели на чужестранца. Но одному ты нас научил: насколько мы можем положиться на наш собственный род.
Не забывай об этом.
Я не забуду.
Улица Канаштруш настолько узкая, что на поворотах следует установить круглые зеркала, чтобы машины не бились. Пешеходы могут подумать, что они зашли в комнату кривых зеркал какой-нибудь уездной ярмарки.
Ты видишь самого себя искажённым на улице.
Справа находится самое большое платановое дерево в Европе, ему больше ста лет. Оно такое высокое, и потеряло почти десять метров во время ужасной грозы. В ту ночь крона платана защитила улицы города, стала молниеотводом. Оно такое широкое, что напоминает одно из чудовищ Дали, которые держатся в воздухе только на палках из свиного жира. На самом деле у платана порядка десятки огромных железных подставок, как трезубцы, подпирающие его старые ветки с земли.
Наш центр города – это дерево, которое никогда не прекращало расти с тех пор, как его посадили, в отличие от самого города. Центр деревни, а называют Руссиу. Именно под этим монстром вырос клуб «Эштрела». Его основатели собрались под платаном, смотря на звёзды. Есть ещё один клуб, «Депортиво», с которым «Эштрела» имела давнее сердечное соперничество до того дня, когда «Эштрела» чуть было не перешла в первый дивизион, если бы выиграла последнюю игру аккурат с «Депортиво», подожди, им даже не нужно было побеждать, достаточно было сыграть вничью, муниципальный стадион был весь полон, и все увидели такую отвратительную игру, что в какой-то момент мы все крикнули худшему игроку
– давай кончай и убирайся! а «Депортиво» выиграл по странному пенальти на 87 минуте, забитым Катинану, главным бомбардиром района, со следующим вторжением фанатов на поле, которые хорошенько оттрахали «Эштрелу», и, как выяснилось, навсегда. Мужчины в костюмах и галстуках вывалялись в грязи как свиньи, полгорода празднует, другая плачет от злости, а Зэка вспомнил, что был тогда совсем маленьким, но вторым радостно выпрыгнул на поле, засранец.
Ты говорил о плохом… Зэка под платаном, с пустым бокалом виски в руках, рядом с тремя молчаливыми стариками.
– Дружище, ты это видел, ни одного такси, – жалуется он, держа руку на подбородке.
– Ты уже звонил?
– Звонил. Я пошёл в «Офис», возможно, мы сможем вернуться туда вдвоём, промочить горло, что думаешь? Положительно, а ты?
