«Я, может быть, очень был бы рад умереть» | страница 60
В своё время он нивелировал «Мариу», псевдоним какого-то святоши, который проповедовал против «ничтожных душ», которые находят удовольствие в страдании, против «сатанистов» и слуг дьявола, которые выклянчивали у газет Алентежу «полоску для своих поэтических кривляний». Полемика была прокомментирована профессором Вентурой, лектором из Лиссабона, который доказал, что умирающий Поэт Дуру был внутренне опустошён, когда «Мариу» объяснил ему «противоречие в том, чтобы просить смерть отнять жизнь, не зная, что ты жив».
Мятущийся поэт. Попробуй написать на стене своей комнаты, на картонной выемке, четверостишие:
Увидишь, какой эффект оно произведёт на цыпочек, которых ты заманишь к себе в комнату. Нет ничего, кроме консервативной непристойности, написанной в старом стиле, когда мы обвиваем свою грешную руку вокруг их талии и шепчем им «любовь моя…», просто прелюдия к похоти. А до этого взбрызни на себя три капли неотразимого Drakkar Noir и указательным и средним пальцем крохотный человечек бежит по её животу, (кот за мышью, кот за мышью), поднимаясь к её груди, чтобы отдохнуть на бельведере её сосков, затем, скатившись вниз по дюнам, вернуться туда, где действительно интересно, свежесть весенней травы, (идёт кот за мышью, идёт кот за мышью…)
По правде говоря, ты придурок, она бросила тебя, идиот, но вернёмся к Дуру, в последние дни он решился и отправился к девочкам в Байру Алту. Бедный, чахоточный, шлюхи дали ему образ женщин, «распадающихся вновь на жизни».
У него была только одна женщина, она, должно быть, была великолепна. Лучше так, чем умереть, не попробовав.
В краткой заметке в «Секулу» упоминается о смерти 19 января 1899 года «незадачливого юноши, студента Высшей политехнической школы, который несколько дней назад опубликовал сборник стихов под названием «Жёлчь». Командир полка, где он был капралом, мужчина с усами и в сапогах, так сказал, выходя из ворот восточного кладбища:
– Я слышал, что этот юноша версифицировал с определённой лёгкостью…
Спустя пять лет после похорон поэта его земляк написал публичную петицию с просьбой извлечь останки поэта из общей могилы и с надлежащими почестями отправить их домой. Ходатаю даже не удалось собрать достаточно денег себе на поездку в Лиссабон, по его собственным словам, «ни в чём себе не отказывать».