Измини снова внимательно оглядела улицу, а затем, вернувшись во двор, присела на крылечке кухни. Она натянула на колени платье и сидела так, сжавшись в комочек. Во дворе, вымощенном красно-белыми плитами и окруженном равнодушными грязными стенами, ни души. На террасе и на винтовой лестнице мать Ангелоса давно поставила горшки с цветами, но она забросила их с тех пор, как осудили ее сына. Она даже не смотрит в их сторону. И Измини решила сама поливать цветы, не потому, что она особенно их любит, но горшки с засохшими цветами, все равно что траур. Ангелос жив, это она ощущает так же, как свет нового дня, как предметы, в реальности которых невозможно сомневаться. Она будет ждать его. Хоть ее душу сковывает страх, хоть ей зябко в этом неведомом немом хаосе, она уверена, где-то вне его живет Ангелос.
Измини прислонилась головой к железным перилам.
Люди спят. Спокойные, приспособившиеся к жизни, они знают, что наступающий день они начнут и закончат, как вчерашний. А для Ангелоса этот новый день может неожиданно оборваться. Лучше не упоминать даже его имени: чем больше людей о нем помнит, тем плотнее сгущается вокруг него опасность.
Для Статиса утром завершается вчерашний день. Комната для него — это крыша над головой и постель, чтобы растянуться на ней. Как только он переступает порог, он отрешается от всего. Ему известно, о чем прочтут позже в газетах, и он спокоен. Но сегодня ему вспоминается многое. И, может быть, поэтому еще некоторое время не слышно стука его ботинок; обычно, войдя в комнату, он тут же полусонный сбрасывает их на пол.
Для соседей это сигнал — значит, наступил рассвет.
Андонису, который живет в соседней комнате, пора вставать. Его жена Вангелия расталкивает его, но он бурчит, что уже проснулся, и просит оставить его в покое.
— Но ты же говорил, что рано уйдешь…
— Когда у меня дела, я не жду, чтобы меня будили.
— Почему ты тогда не повернешься на другой бок? Давай поговорим.
— Мне надо кое-что обдумать. Оставь меня…
Андонису совсем не хочется разговаривать. Но в словах Вангелии звучит настойчивая просьба. Ну и пусть, стоит ли обращать на это внимание? Серый свет, расползшийся по стене, как пятна сырости, начинает розоветь, уже надо начинать новый день. Будет очень досадно, если к тому времени, когда совсем растает серая мгла и голоса во дворе сольются с гудками машин и уличным гулом, он не найдет ответа на волнующие его вопросы. Вангелия может подождать, ее глаза и завтра не перестанут блестеть, но она не в состоянии помочь ему: ведь он так и не знает, что следует предпринять, чтобы день не прошел даром. У него осталось на размышление всего несколько минут. Если бы у Вангелии было что-нибудь серьезное, тогда другое дело… Но новый день уже начался.
