Пана — из Ленинграда, по национальности белоруска. Женственная фигура с покатыми плечами, большой грудью, льняными косами вокруг головы, маленькими, глубоко посаженными голубыми глазами и носом уточкой. Работала она по-женски, без больших усилий, но не отвлекаясь, настойчиво. Смиренно все переносила, а когда приходилось уж очень туго, так же смиренно плакала. Муж ее, выдвиженец революции, был заместителем начальника Ленинградского порта, пять лет с семьей прожил в Бельгии, обучаясь морскому делу, и в первый месяц после ареста был расстрелян. Пана знала об этом. В лагере она без конца писала и посылала заявления о розыске своих троих потерянных детей. Иногда эта смиренная Пана вдруг делалась раздражительной, задиристой, резко спорила со всеми, устраивала «бунт раба», как называла Ольга эти вспышки.
Белокурая татарка Асхаб известна была тем, что без запинки разгадывала сны, игравшие немалую роль в нашей жизни. Скоро мы поняли, что ее толкования сводилось к одному и тому же:
— Письмо получишь хорошее. В казенном доме в твоем деле разбираются. Скоро на свободу пойдешь, — и тому подобное.
Мы охотно слушали такие слова, подогревающие надежду. Добрая душа! Она знала, что нам нужно.
ПОКОС ПЕРВЫЙ
В июле дорожную бригаду дополнили и перевели на покос. Здесь бояться было нечего, так как поселили нас, тридцать женщин, вдали от людей и дорог, на старом, заброшенном кирпичном заводе. Охраны первое время не было. Или не хватало охранников, или мы не внушали лагерному начальству никаких опасений.
На берегу северной речки, обросшей небольшими лиственницами и кустарником, стояли полуразрушенные сараи, пустые навесы и два сохранившихся барака. В одном половина была кухней и столовой. Столовая с подпирающими низкий потолок столбиками, жестяной лампой под круглым ржавым колпаком, грубыми дощатыми столами, и скамейками, и утрамбованным земляным полом, напоминала средневековую харчевню у проезжей дороги. В другой половине и во втором бараке были общежития со старыми двухъярусными нарами и тоже земляным полом. Мы набили тюфяки сеном из остатков прошлогодних стогов и расположились просторно, компаниями.
На следующий день появился наш начальник Левка-бригадир, молодой добродушный парень. Он недавно окончил срок, присужденный за шоферскую аварию. Это была его первая «вольная» работа. Сразу же он сказал нам:
— Нужно работать — вы сами знаете. Подгонять вас и следить за вами я не буду, но, если будете хорошо работать, я смогу добывать вам добавку к хлебному пайку и еще что-нибудь, там посмотрим. Хорошая работа на покосе поощряется как тяжелая, сезонная.
