Старосты рассказывали, что всех мужчин вывели на палубу. Среди них много жертв. Кто задохнулся от дыма в трюме, кто застрелен конвоиром, стоявшим на посту у люка, когда все ринулись наверх, кто задавлен в этой свалке. Завтра возьмут женщин шить похоронные мешки.
Весь следующий день женщины, которых не брала морская болезнь, шили на палубе похоронные мешки. Светило солнце, мощные волны вздымали нос парохода, а на носу лежали рядами покрытые брезентом трупы.
Сколько их?
МЕЛИОРАЦИЯ ПЕРВАЯ
Наш этап прибыл из Магадана в далекий таежный поселок. Это была «тайга», та «тайга», которой в Магадане боялись как смерти, но тайги, леса здесь не было. За поселком, убегая вдаль, лежала разъезженная дорога, а по сторонам раскинулась заснеженная долина с редкими группочками хилых лиственниц и зарослями низкого кустарника.
Всю группу прибывших «тюрзачек» (заключенных, имеющих приговор: тюремное заключение) послали на мелиорацию. Был конец апреля. В долине солнце пригревало, снег подтаивал. По линии, намеченной дорожным инженером, нужно было расчищать подтаявший снег и кайлом пробивать в мерзлом каменистом грунте каналы для спуска весенней воды.
Сначала никто не знал, как взяться за кайло, потом руки как-то сами стали приспосабливаться, и к концу недели уже кое-что стало получаться. Раньше всех научилась кайлить грузинка Тамара. Как ни странно, Тамара — студентка, дочь крупного тбилисского инженера, не знавшая никогда физического труда, раньше всех осваивала любую работу. Все стали ходить к ней учиться.
Под снегом как-то обнаружили невыкопанный с осени, промороженный, сладкий турнепс. Это был целый праздник, жаль, что его оказалось мало.
Снег таял. Побурели сопки. Журчали и пели ручьи, рядом с островками рыхлого снега зацветали огненные жарки, тянулись караваны гусей, уток.
Когда прошла вода по старым и кое-как пробитым новым каналам, мы стали реставрировать старые. К этому времени мы уже кое-чему научились. Подносили грунт, трамбовали и потом сами любовались результатами своих трудов. Из размытого оврага получался ровный канал, борта хорошо утрамбованы, в меру крутые, как у гранитной набережной в Ленинграде, шутили некоторые.
Местами возле каналов целые поляны были покрыты сухими кочками, похожими на головы с тонкими шеями закопанных в землю людей. С макушек их, как редкие волосы, свисала сухая трава. На них мы разогревали еду в консервных банках, разжигая костерки, и, уходя, оставляли после себя целые полчища обгорелых, черных голов.
