* * *
Всеволод напрягся, вспоминая подробности. «Зачем мне все это надо, особенно в такой день. Любимая дочка, свадьба. И такая ерунда. Марево»- подумал он и в то же время понимая, скорее интуитивно, чем осознанно, что именно сейчас он просто обязан все это вспомнить. Так что же там было еще, что же это за город такой? «Да, вспомнил! Там были светильники такие, состоящие из семи свечей, а так же множество людей, читающих свитки с какой-то коробкой привязанной к руке. И себя он вспомнил, он тоже читал, что-то и эта коробочка ремнями была привязана к его руке. Все!» Дальше воспоминания обрывались, словно кто-то набросил на них балахон подобный тому, что был тогда на его голове такой балахон с кисточками. Этот балахон было последнее, что вспомнил тогда Всеволод. Но откуда это все? Нет! Этого не достаточно, нужно вспоминать дальше. Воевода осушил еще чарку волшебного медового напитка. Попытался расслабиться. Мысли полились волной и тут, неожиданно дикий ком подкатил к горлу. Воевода медленно встал из-за стола и направился по направлению к сеням. Вокруг молодежь города крутила хороводы, резвилась в танцах и весело смеясь, носилась кругом. Еле еле, Всеволод выполз на улицу и по резным деревянным ступенькам вышел во двор. Его сразу же обступили холопы. Это были его собственные холопы, которые всегда были наготове, рады исполнить любое приказание своего господина. «Их только сейчас не доставало» — Всеволода еще больше передернуло и скрутило.
* * *
— Хозяин вам плохо? — Слуги засуетились вокруг воеводы.
— Подите прочь! — Еле еле произнес воевода. Холопы отступили и удалились на почтительное расстояние.
— Да уйдите же вы! Со мной все хорошо! — Воевода произнес это слабым и обреченным голосом. Холопы, хотя и нехотя, удалились восвояси, оставив хозяина наедине с его думами тяжкими.
* * *
Свежий воздух слегка освежил его, но тут волна за волной начались движения желудка, его начало сильно рвать. Видения или воспоминания накатили вновь. И он уже не помнил где он находиться и что с ним происходит. Он увидел множество событий попеременно сменяющих друг друга. Город уже ему не вспоминался, зато, почему-то, начали вспоминаться степи и какие-то люди на конях и живущие в кибитках и вереницы, нескончаемые вереницы пленников связанных то веревками то цепями, это были мужчины и женщины и дети. Все унылые и обреченные с потухшим взором, они шли и шли, куда то и погонщики кожаными кнутами гнали их в далекие края, а вокруг эта нескончаемая степь и ковыль по пояс. Почему-то он вдруг почувствовал, что все это его люди, что все происшедшее имеет непосредственное отношение именно к нему к воеводе, но почему? Ведь он никогда не занимался работорговлей, честно выполнял свой долг, защищал жителей Новгорода. Он же княжич, Рюрикович. Как же так? «Какое это имеет отношение ко мне? Почему это со мной? Что же это за дьявольское наваждение?» — С негодованием думал Всеволод. Сколько раз он сажал этих проклятых работорговцем на кол, отбивая набеги и освобождая своих земляков из плена. Никогда не щадил тех, кто пытался продать славян в рабство чужеземцам, хотя конечно никогда не гнушался иметь возле себя холопов из своих. Но холопы — это как часть семьи, малые беспомощные людишки, которых нужно опекать. А тут такое? Нет, никогда не было пощады этим хазарям, печенягам и иже с ними от воеводы и его дружины. Лютая смерть настигала их всегда и везде, куда мог добраться воевода. А тут! Воеводу рвало и трясло. Теряя сознание, он начал оседать на землю. Его роскошная шуба, которую он одел по такому торжественному случаю, хоть и не по погоде, смягчила его падение, и он плавно осел на колени.
