В конце концов, Атилла скатился на театральные банальности и штампы: встал на колени и принялся бить челом землю.
— Да, — признался Шнырь. — Плохи наши дела. Интересно, догадается он снять портки и пройтись голым.
— Думаешь, это её впечатлит? — усомнился Серега.
— Это впечатлит кого угодно. Поверь.
— Да чего тут рассуждать? — вмешался Толян. — По голове ей чем-нибудь!
Десантник, притаившийся на дне стройбатовской души, глаголил истину. Скорее всего, они бы так и поступили, но тут Юля всех огорошила, предотвратив назревающую мокруху.
— А милицию она тоже не пустит?
— Мысль здравая, — одобрил Серега. — Мне только не понятно, где мы возьмём костюмы.
— Чо там? — раздалось сзади.
Они обернулись и увидели новую порцию студентов, вернувшихся с демонстрации — соседей из 228-ой в полном составе: Деда Магдея, ББМ и Железного, на плече которого лежал транспарант — красное полотно, намотанное на деревянные колышки.
— Вот оно! — сказал Шнырь. — Ну-ка, разверни.
Белой краской на алой материи было начертано: «Свобода! Равенство! Братство!» Не испрашивая разрешения, Шнырь надкусил зубами сукно и затем рванул его руками. Послышался звук треснувших от напряжения штанов.
— Ты чо делаешь? — запоздало возмутился Дед Магдей. — Нам его в деканат сдавать!
— Не пыли, — нисколько не смутился Шнырь. — Я ведь только братство забрал. Сдадите свободу и равенство. Мне бы лично так и первого хватило.
Далее он ловко порвал материю на полоски и соорудил из одной из них повязку себе на рукав.
— ДНД?[8] — догадался Лёха.
Шнырь кивнул и смело потянул на себя ручку двери.
— А мне? — спохватился Толян.
— А ты якобы с нами. Представитель дружественного милитаризма.
Расчёт оказался верным — при виде грозного отряда дружинников Атилла поднялся с колен, а у Бабаклавы вытянулось лицо.
— Показывайте, где тут у вас, — приказал Шнырь вахтёрше, не давая собрать в кучу мозги.
— Никого чужих нет, — доложила с готовностью она. — А что случилось?
— К нам поступил сигнал. В какую сторону 333-я? — назвал он наобум номер комнаты, которой, кстати, и в природе-то не существовало.
— Туда, — показала рукой Бабаклава.
— Ты! — Шнырь ткнул наглым пальцем в Атиллу. — Будешь понятым.
Они резво просочились через узкий проход и молчаливо устремились к лестнице, внутренне ликуя столь лёгкой победе, но Шнырь вдруг остановился на полушаге.
— Вы идите, — сказал он. — А я немного поболтаю с женщиной.
— Зачем? — изумился Толян.
— Закрепить успех. Не люблю половинчатых решений.
