Атилла пожал плечами. Мол, каждый развлекается по-своему.
— Дело пустяковое, — пояснил Шнырь своё возвращение Бабаклаве, хотя она ни о чём и не спрашивала. — Без меня управятся. А вас, извиняюсь, мадам, как зовут?
— Клавдия Филипповна, — удивилась вахтерша.
— Очень приятно! Иван Спиридонович.
Он порывисто поцеловал ей руку и присел на краешек стола.
— Филиппом, стало быть, батюшку вашего звали?
— Ну да, — ещё пуще изумилась женщина.
— Эх, какое время было! Какие имена! Не то, что сейчас.
— Это вы верно подметили.
— Воевали? — деловито спросил Шнырь и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Воевали, воевали… От меня ничего не укроется. По выправке вижу. По глазам. — Он достал из кармана пачку «Беломорканала» и протянул её собеседнице. — Угощайтесь!
Они закурили, распространяя вокруг себя едкие облака дыма. Студенты, проходившие мимо, с опаской поглядывали на смирную почему-то Бабаклаву и спешили исчезнуть с глаз долой и от греха подальше. А Шнырь, не останавливаясь на достигнутом, склонился прямо к её лицу и строго спросил:
— Я могу на вас рассчитывать?
— Э… — замялась она, решительно не понимая, что ещё Родине от неё может потребоваться после того, как она завязала и с квартирными кражами, и с алкоголем.
— В общежитии неспокойно, — сказал шёпотом Шнырь и огляделся по сторонам. — Грядёт большой шмон. А это, — ткнул он пальцем в красную повязку на рукаве, — так, прикрытие.
Он резко выпрямился, заставив Бабаклаву вздрогнуть, потом соскочил со стола, оправляя на себе пальто.
— До особого распоряжения! И никакой самодеятельности! Ясно?
— Ясно, — поддакнула вахтёрша, в полной мере осознав лишь одно, что влипла куда-то по самые уши.
Шнырь по-военному, на каблуках, развернулся и скрылся в недрах общаги, оставив Бабаклаву наедине с дымящейся «беломориной».
Дед Магдей отслужил три года в морфлоте. Первые полтора года он учился драить палубу, а оставшуюся часть службы наставлял этому мастерству молодых. Поэтому его представления о мире сводились к нехитрой формуле: если человек способен держать в руках швабру, то с ним стоит иметь дело, а если нет, то от такого лучше держаться подальше.
Во время ежедневной уборки коридора в общаге он любил пройтись по этажам и дать несколько ценных советов салагам. Иногда пускал в ход кулаки. И красноречие, если первое не помогало.
— Кто так делает? — спрашивал он обескураженного полотёра. — Вот завтра тебе дадут автомат? Ты тоже целиться не будешь?
