Шесть.
Семь.
На исходе восьмых суток ее канал был принудительно перехвачен. Она поняла, чтоее никто не слышит, а по ее линии говорит низкий женский голос «Майора Циклаури жива, ее временно заменяет капитана Брайен, работа продолжается…» Майора пришла в ярость — люди, которых она держала на связи, могли пострадать!… но ее втянули в кессон, кто-то выключил защиту ее костюма, шлем открылся, она вдохнула острый колючий воздух хрипло что-то каркнула, тут ей в лицо ударил аэрозоль, она успела опознать запах снотворного.
О, смена дежурства?
Раз тебя кто-то вырубил, значит кто-то будет работать дальше, — рассудительно сказал голос сингулярности.
Не этой сингулярности, а той, первой, которая разморозила ее когда-то.
Окей. Тогда сдаю вахту.
Спи.
Глава 7, В которой обсуждается понятие токсичности и проблема применимости физиологических драйвов в постплеменных социумах
Флоренсан Камю, как всякий толковый руководитель, был бессердечным сукиным сыном, рабовладельцем и истязателем. Примерно через три месяца после того, как Майя верифицировала свое согласие стать его подчиненной, он обозначил для нее в штатном расписании день с требованием воздерживаться от каких бы то ни было рабочих дел и размышлений. Именно этого-то Майя и не любила, ну что это за сатрапство, дела ладно, а как она должна от размышлений воздерживаться? Тем более, что те куски информации, с которыми копалась лично она, никак не укладывались ни в какую более или менее логичную систему, точнее на вид казались совершенно обыденным кодом без совершенно какого-либо подвоха, а ведь, насколько Майя могла судить, источником этого кода были самые что ни на есть токсичнейшие области… Если серьезно, она вообще подозревала, что Камю подсунул ей в качестве экспериментальной задачки не завирусованный материал.
Их группа даже длинной палкой еще не прикасалась к тем объектам, ради которых Камю собрал эту экспедицию. Подготовительной работы было выше крыши.
Собственно, проблема токсичного кода — а вся ее работа, и вся работа Камю, и работа великого множества других людей и не людей крутилась вокруг проблем токсичного кода, так вот, само это определение надо изучить немного поподробнее, прежде чем пытаться понять, что это была за экспедиция и почему Майя Циклаури с такой силой вцепилась в подвернувшуюся возможность ввязаться в нее хоть мичманом.
Понятие токсичности примерно соответствует незамысловатой идее «кто-то принял внутрь что-то, от чего ему стало нехорошо». Эта ситуация распадается на несколько вариантов. Самый очевидный «Я принял внутрь что-то, от чего мне нехорошо и я это осознаю» и легко сводимый к предыдущему «он принял что-то, от чего ему нехорошо, он это осознает и способен дать знать» — есть варианты с относительно благоприятным прогнозом (хотя, разумеется, могут приводить ирегулярно приводят к вполне плачевным результатам). Но гораздо интереснее с исследовательской точки зрения (а также с точки зрения коммуникативной гигиены, о чем ниже) вариант «кто-то принял внутрь что-то такое, от чего ему нехорошо, но он сам этого не осознает». Поскольку «нехорошо» в таких раскладах измеряется не субъективными факторами, а через анализ дельты функций коммуникативных процессов, то даже биологических аналогий может быть масса. Поведение кого-то перехвачено вирусом или хищным грибом (с хомо сапиенс такое бывает редко, но отдельные примеры типа токсоплазмоза привести можно)? Кто-то нажрался ЛСД и бегает за родственниками с топором? У кого-то, наоборот, синдром отмены и он бегает за родными с топором потому, что поступление токсичного вещества прекратилось? У кого-то, в связи с изменениями среды, активировались генетические детерминанты, пошел сбой в работе нейромедиаторов и стартовала наследственная шизофрения (топор, как мы помним, недалеко)? У кого-то обычный грипп, просто организм переборщил с мерами борьбы с вирусом и на температуре в сорок градусов человек поймал галлюцинации (а убрать топор подальше никому не приходило и в голову)? У кого-то развитие сифилиса дошло до дементивных явлений? в общем, легко видеть, что прямой перехват контроля — ситуация редкая и работает тем надежнее, чем меньше сложность субъекта, который что-то не то хапнул (муравья заколдовать удается чаще, чем кота, а мышь — надежнее, чем человека). Гораздо чаще воздействие на рисунок поведения идет не прямым (и в биологических аналогиях — ненамеренным) образом, и чем токсичен конкретный код, на вводе может быть ну чрезвычайно неочевидно, особенно в ситуациях типа «условная шизофрения», когда совершенно нейтральные для одних потребителей воздействия становятся высоко токсичными при наличии скрытой внутренней уязвимости, о которой мог не знать ни сам носитель сознания, ни его окружающие. Понятно, что при зачатии детей почти все граждане сингулярностей анализируют свои гены на эту уязвимость так же, как на склонность к диабету, дисплазии соединительных тканей или там высокой вероятности кариеса, и поправить эти вопросы на стадии зиготы не проблема — если это до вас еще не сделали ваши прабабушки с прадедушками, но эта уязвимость известная, подсчитанная, ее биологическая полезность взвешена и сочтена критически незначимой… В общем, даже если вы прилетели из совсем диких мест, вы взрослый человек и у вас эта уязвимость имеется, то вы просто будете регулярно тестироваться на обмен нейромедиаторов и вам, возможно, поставят имплант, чтобы выровнять баланс. Но если вы субъект небиологический, то количества поколений, позволяющего выявить тенденции наследственных уязвимостей, просто еще не набралось. И каждая сингулярность из соображений осторожности исходит из того, что такая уязвимость в ней быть может, а может быть — и не одна.
