— У меня вообще нет никакого настроения. Как подумаю обо всем, тошно становится.
— Это ты совершенно зря. Тогда думай обо мне и о том, что у нас с тобой есть целый день до твоего…
В кармане его плаща мелодично запищал мобильный телефон. Я насторожилась в попытке уловить суть звонка. Тщетно. Вадим почти ничего не говорил, но зато очень внимательно слушал, покусывая нижнюю губу. Такого я раньше за ним не замечала. Неужели опять что-то случилось! Я не могла дождаться того момента, когда он выключит телефон, и хоть что-то мне пояснит.
— Так. Сейчас я отвезу тебя на квартиру, а мне нужно срочно подъехать к Ивану…
* * *
— Начинай понемногу собирать вещи, — сказал он мне. — Дверь никому не открывай, к телефону не подходи. Постараюсь вернуться поскорее.
Дверь захлопнулась. Я тоскливо обозрела ворох ярких пакетов с обновками на диване и, сбросив их на пол, прилегла. Буду спать, чтобы скорее прошло время, чтобы заглушить страх, чтобы не чувствовать себя одинокой! Вот если было можно лечь и умереть на неделю, а потом воскреснуть снова. И чтобы все плохое осталось в предыдущей жизни. Увы, так не бывает. Значит, спать… Кто-то в одной из соседних квартир забивал гвозди. Меня это даже не раздражало. Живут вокруг люди, думала я, забивают гвозди и знать не знают обо мне. Никому не интересна ни я, ни моя жизнь, если не считать милицию и, возможно, еще какого-нибудь придурка, который мне за что-то мстит… Мысли стали потихоньку уплывать. Я засыпала.
Волны тревожной тоски накатывали на меня, постепенно вырастая до высоты цунами и грозили поглотить. Я лежала в темной комнате, и у меня не было ни сил, ни желания включить свет. Вадим не пришел. И ему уже осточертел хоровод трупов вокруг меня. Теперь я одна. Ничего страшного. Я и так почти всегда одна… Так я пыталась себя уговорить, только мне это не удалось. Больше всего я боялась, что и с Вадимом приключилось какое-то несчастье. Только не это! Лучше пусть он в данный момент изменяет мне со смазливой кассиршей из магазина. Не зря же он обольщал ее своей неотразимой улыбкой. Тревога за Вадима была настолько сильна, что я не смогла даже пробудить в себе ревность. Моя женская интуиция нашептывала мне совсем иное. Вадим в опасности. Что делать? Как я могу ему помочь? На эти вопросы не было ответов. Я и сделать ничего не могла и тем более уж никак не могла ему помочь…
* * *
Сколько времени я лежала так, обмирая от своих мыслей и от каждого шороха, я не знаю. Может быть, всего несколько минут. Однако, эти минуты растянулись для меня в достаточно пространный отрезок времени, Я, в который уже раз, выстраивала в памяти примерные схемы происходящего. И как ни старалась вставить в них себя, у меня ничего не получалось. Я всегда оказывалась где-то сбоку от схемы, потому что ни одно мое действие не было никак связано ни с умершими людьми, ни с какими-то ни было иными обстоятельствами. Кто-то довольно настойчиво пытался связать меня с несчастными иностранцами, но при ближайшем рассмотрении оказывались видны белые нитки, которыми была шита эта черная полоса моей жизни. Ну, ладно, попробую еще раз по порядку: Швертфегер приглашает меня поужинать — я случайно опаздываю и он уходит с Ириной Мещеряковой, потом собака находит в парке его бумажник и приносит его к моему подъезду. Затем Вадим обнаруживает визитную карточку Швертфегера в журнале на моем столике. Судя по всему визитку подложили мне либо Тамара, либо Ирина, благо дверь на балкон я обычно не закрывала из-за кошек. Тут все очень просто: позвони, узнай дома ли я. Если я не подняла трубку телефона, спокойно перелазь в мою квартиру и делай, что хочешь. В случае, если я окажусь дома, в туалете, скажем, или в ванной, можно сказать, что звонили долго и решили по-соседски посмотреть не случилось ли чего со мной. Вдруг я лежу с высокой температурой или со сломанной ногой и просто не могу подойти к телефону, при этом нуждаюсь в экстренной помощи. Но такую отговорку я могла бы принять только от Тамары, поскольку с Ириной не была знакома. Из этого следует, что визитку мне подбросила Тамара. Ясно становится, что Тамара была заодно с Ириной. Однако мне не верится, что Тамара могла бы кого-нибудь убить. Я могу согласиться с тем, что она за деньги могла совершить неблаговидный поступок, но никак не убийство. Мне даже очень хотелось бы верить, что она и не знала об убийствах. Ирина вполне могла уговорить мою соседку, если сказала, что, например, подложив визитку можно устроить мне встречу с потенциальным мужем. Я, мол, найду визитку и наверняка позвоню ее владельцу, предположим, для того, чтобы высказать свое отношение по поводу несостоявшегося ужина. Нет, это ерунда. Тамара прекрасно знала, что ни при каких обстоятельствах я такого не сделаю. Значит, ее уговорили, используя иные аргументы. Все равно, я теперь уже никогда не узнаю, какие именно, стало быть нет смысла и думать об этом. Что дальше? А дальше труп Швертфегера в парке. И опять очень близко от моего дома. Словно после ужина я заманила его к себе и разделалась ним по дороге. Затем сама соседка, а вместе с ней муж и… Нет, пожалуй, о старшем сыне говорить не приходится. Он и сам без посторонней помощи мог отправиться в лучший мир. Насколько мне известно, большая часть наркоманов именно так и кончает свои дни. Впрочем, тут тоже есть свои нюансы. Очень странно, что он передозировался как раз в тот день, когда его родители были отравлены. Опять тайна, покрытая мраком.
