— Да, ищу, — ответил Босьо и помрачнел: — Но до сих пор не нашел.
— А я нашел, — сказал Генерал, — здесь, в родном селе нашел, в отчем доме. Если б не нашел, так и пришлось бы умереть, не зная, как много слов существует на свете и все они вмещаются в одном-единственном слове.
— В каком? — глухо спросил Босьо.
— Слово это — истина, — тихо ответил Генерал. — Его недостает всем нам, мы все стараемся его обойти, не замечать, скрыться от него подальше…
— Но это не то слово, — разочарованно произнес Босьо. — Оно не может ответить на все вопросы. Для меня истина — одно, для тебя — другое. Истина неодинакова для всех. Она как зерно: посеешь его на одном месте, оно взойдет одним манером, посеешь на другом — взойдет другим манером. Это слово, Генерал, не дает ответа на все, — грустно заключил он.
Генерал остановил взгляд на спящих женщинах. Ему показалось, что он всегда сидел на этом камне, перед ним возвышался развесистый орех, а в его узорчатой тени спали женщины. Показалось, что всегда возле него стоял с пустой баклагой Босьо, ищущий слово, дающее на все ответ, и не находящий его. «Может, это — момент истины? — спросил себя Генерал. — Время остановилось, события твоей жизни, скорби и радости — все исчезло, унесенное ветром. Остался лишь миг, в который ты — все равно кто: генерал или простой крестьянин — слился с камнем, с орехом, со спящими женщинами, чтобы никогда уже от них не отъединиться».
Он молчал и пытался задержать это мгновение, ощущая небесное спокойствие этой гармонии, не желая потерять его ни за что на свете.
Босьо тоже молчал. Он молчал целых пятьдесят лет, пока не услышал своей птички, прилетевшей снова на его тополь, и мог молчать еще пятьдесят лет, если не найдет слова, которое она ему пропела. Босьо почувствовал волнение Генерала и догадался, что что-то произошло, но не понял, что именно. Ему показалось, что женщины не случайно легли отдыхать под этот орех, Генерал не случайно пошел этой тропинкой, а сам Босьо совсем закономерно именно в это время отправился за водой. И впервые с того момента, как он начал говорить, Босьо испытал желание молчать и не искать никакого слова.
Но мгновения улетают, словно птицы, и мы не понимаем, почему так происходит, и не можем их остановить и удержать. Когда Генерал почувствовал себя снова отъединенным от ореха и от женщин, ему захотелось сказать это вслух. Но Босьо его опередил.
— Лучше бы я не начинал говорить, — печально произнес он… — Вот сейчас ко мне пришло одно слово, такое огромное и важное, что я просто не смогу носить его в себе. Я понял, Генерал, что, какими бы огромными и важными ни были слова, они не могут всего выразить. Потому слов так много, потому человек употребляет их в избытке: он никогда не говорит слова, которое вмещало бы в себе все остальные.
