Улыбка прощальная ; Рябиновая Гряда [повести] | страница 70

— Не любишь, не выходи.

Я ответила ей стихом из «Онегина»:

— «Как быть? Татьяна не дитя». Сама-то вышла.

— К сожалению.

— Твоему?

— Обоих. Чужие мы. — Лара прислушалась. У распахнутых дверей склада недовольно гудели нерядовские мужики, разгружавшие накануне баржу. Над их гомоном взвивались раздраженные выкрики Петра Ильича. Словно от внезапного удушья, Лара судорожно вздохнула и потерла горло. — Ужасно противный голос. Терпеть не могу.

Прислушалась и я.

— Обыкновенный.

— Противный, — гневно повторила она и притопнула ногой. — Отвратительный скрипучий голос. Физиономия самодовольная, лоснится… Ненавижу. И все его ненавидят. Сначала-то с доверием: вежливый, бонжур. Потом и начнет оплетать. Думаешь, зря мужики на него? Петрит что-нибудь. Махинатор-комбинатор. Жить не может, чтобы к рукам не прилипало. Гнали уж его за это, неймется. И сюда — из любви к матушке-Волге, что ли? Как же! Очень она ему нужна. Меня уверяет: на время. Отсюда, говорит, прямо в Москву, там какие-то «наши» хлопочут, место подыскивают. Найдут, у него везде «наши».

— Другая бы ликовала: в Москве будете жить! — а ты клянешь, — сказала я с недоумением. — Он же и для тебя старается.

— Для меня! — Лара презрительно фыркнула. — Когда-то и мне так казалось…

Почему-то со мной даже случайные знакомые любят поразмышлять вслух о своей жизни, — верно, угадывают во мне терпеливую слушательницу. Нашел исповеднический стих и на Лару.

Потихоньку вытаскиваю удочки, сматываю, все равно не до ловли. Слушаю и будто еще одну книгу читаю, и она волнует меня, эта книга человеческой жизни, искренняя, сердечная, неповторимая.

— Ведь я же подло делаю, что живу с ним, — казнилась Лара и с удивленно-страдальческим выражением спрашивала себя: — Неужели не видела, что чужой он, что я как выгодная вещь нужна ему, как деньги. И чем околдовал? Намного старше меня. Прежней на двоих платит. Это бы ладно. У меня своя дорога была, любимая. В Цететисе училась. Центральный техникум театрального искусства. Спектакли в рабочих клубах ставили. Ларису однажды играла в «Бесприданнице». Монолог там у чугунной решетки над Волгой… Как хлопали! — Стиснув на груди переплетенные пальцы, она заговорила словами бесприданницы: — «Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого сердечного слова. А ведь так жить холодно…» — Голос Лары зазвенел такой душевной болью, что у меня выступили слезы. Артистка!