Улыбка прощальная ; Рябиновая Гряда [повести] | страница 47

— Ты, Залесова, читаешь за пятерых.

Возьмет у меня книги, вычеркнет их в моей карточке и поворотится ко мне спиной, широкой и плоской, как доска. Быстро перебирает пальцами книги на полках, спрашивает, читала ли я ту, читала ли другую. Смущенно и виновато отвечаю, что и ту и другую читала.

— Не знаю, что и дать тебе, — с недоумением тянет она. — Бери вот эту: «Чудеса природы».

Мне остается только поддакнуть:

— Давайте. Я люблю чудеса природы.

Едешь обратно, к веслам не притронешься, лодка скользит сама, разве уж будет к самому берегу прибивать или относить далеко на стрежень. Нетерпеливо листаю новую книгу. Читать ее не очень интересно: ученая, ни разговоров, ни любви. Зато много картинок. Разглядываешь их и переносишься в неведомые страны. Сколько на земле чудесного! Там полыхают северные сияния, там бушуют и дышат огнем вулканы, там, в морской глубине, цветут анемоны и роятся золотые рыбки.

Дня через два едешь за новой книгой.

С тревогой жду, вот-вот библиотекарша скажет: «Сожалею, Залесова, но у меня больше ничего для тебя нет».

И дождалась. Она так и сказала:

— Сожалею, Залесова, но…

— А вон те? — Я показала на целый забор из книг с золотом на корешках.

— Это Брокгауз и Ефрон, — ледяным тоном ответила библиотекарша. — Не для чтения.

Такие красивые книги — и не для чтения. Не может быть. Боится, что испачкаю. Неужели не замечает, как я люблю книги и аккуратно с ними обращаюсь. Сказать бы это — неловко.

— Тогда вон те. — Я подняла глаза на толстые книги с черными корешками, стоящие неприступной крепостью на верхней полке.

— Тоже не для чтения. Это великий критик Белинский.

Жалобно, почти шепотом, я попросила:

— Дайте, пожалуйста, великого критика Белинского.

Библиотекарша подставила лесенку с тремя ступеньками и высоким шестом, чтобы держаться за него, и выдернула один из томов. Даже по ее спине было видно, как она досадует на меня.

— Это же рассуждения о литературе.

Не заглядывая в книгу, я сказала, что очень люблю рассуждения о литературе.

— Запишите, пожалуйста.

Читаю статью Белинского о Пушкине и недоумеваю, почему библиотекарша думает, что не пойму. Все понятно и очень интересно. Теперь если бы самый строгий учитель спросил, почему Пушкина называют бессмертным, ответила бы без запинки.

Некоторые места я и маме читала — о «Цыганах», о «Бахчисарайском фонтане». От какой-нибудь натужной выдумки, вроде «Котика Летаева», она сразу отмахивалась, кружит, мол, сочинитель, а тут слушала с почтительным вниманием, нет-нет одобрительно молвит: