Улыбка прощальная ; Рябиновая Гряда [повести] | страница 32

Мама любила меня повязывать платочком под узелок. Ребята сначала подшучивали, настоящая, мол, кукла, а потом серьезно, даже с испугом в глазах говорили, что если бы не этот платок, лежать бы мне камушком на дне Волги.

Верно, чуть я не утонула. Приехали мы к отцу проститься: он угонял плоты на низа. В кошевой у него расселись за столом. Я под шумок вышла. На плотовщиков поглядела, как они на толстой железке с ворота величиной костер развели, в котле уху варили. Потом на свою лодку забралась. Посидела, и, наверно, скучно стало одной. Полезла обратно, лодка подалась назад, и я между ней и плотом юркнула в воду. Тут бы и кануть мне на дно камушком, да один из плотовщиков увидал, за мной кинулся. После рассказывал, девчушка, говорит, в белом платке под узелок покачивается в воде вверх лицом, уж и не трепыхается, тонет, сейчас под плот — и каюк. Изловчился, ухватил за концы платка и вымахнул с ней. Другие с плота подхватили.

Очнулась я, все около меня сгрудились, мама плачет от радости, что раздышалась я, себя за недоглядку клянет.

Во всех моих детских и девических воспоминаниях — мама, братья и Волга. Как помнить себя начала, Волга постоянно перед глазами, особенно с того времени, когда отец купил просторную кошевую и поставил ее на Рябиновой Гряде. Полюбилось ему это место. Широкий пригорок над Волгой, за ним вздыбилась горная круча с тропинкой, взбегающей между кустов орешника к развалинам барского дома и деревушке Нерядово. Осенью по пригорку там и тут краснели рябины; много их жалось к небольшому озерку у самой горы, будто гляделись в него и дивились своей яркой красе. Не иначе как по их обилию и место Рябиновой Грядой назвали.

Вниз по реке, в двух десятках шагов от нашего дома, вытянулись приземистые склады, на их тесовых крышах большими черными буквами выведены названия ведомств, которым они принадлежали: «Татлестрест», «Чувлестрест», «Марлестрест», еще какой-то лестрест. Выше, по пригорку, дома заведующих складами и, ближе к нам, избушка сторожа дяди Стигнея.

В первую же весну мы обвели частоколом вдоль пригорка участок, накопали гряд и насадили моркови, луку, капусты, чтобы осенью не ездить за всем этим в Кряжовск на базар. На дворе закудахтали куры. Ребята обзавелись удочками и целые дни закидывали их с лодок и завозней, всегда стоявших напротив складов. У нас были свои две лодки, одна стояла на случай, если понадобится маме или кому из братьев поехать в Кряжовск, на другой отец каждое утро уезжал на ту сторону: он ведал тогда вязкой плотов на Кокшаге.