Рядом с проповедью Павла современем появляется апокрифическое сочинение, которое однако значительно уступает в оригинальности первому. Это так называемая проповедь Петра, от которой до нас дошла лишь одна цитата. Она начинается указанием на единого Бога: «Узнайте же, что существует только один Бог, который сотворил начало всего, и во власти которого находится конец всего. Он невидим и тем не менее видит все, он необъемлем и тем не менее объемлет все, он не нуждается ни в чем, а в нем нуждается все, им все существует. Он непостижим, вечен, бесконечен, никем не сотворен, он сам сделал все словом своей силы. Почитайте же этого Бога не так, как греки; ибо они позволяют увлекать себя неведению и понимают Бога не так, как вы в вашем совершенном познании, и из того, чем Бог дал им власть пользоваться, они делают себе изображения из дерева, камня, меди, железа, серебра и золота, и ставят на пьедестал то, что было подчинено материи, и поклоняются ему; и то, что Бог дал им для пищи и употребления, птиц небесных и рыб морских, и червей земных, и зверей и четвероногих полевых животных, хорьков и мышей, кошек и собак и обезьян (почитают они); и собственную пищу приносят они в жертву животным, которые также служат для питания, и мертвое приносят они мертвецам, считая последних за богов, и так они проявляют неблагодарность к Богу, ибо этим отрицают, что он существует. И не почитайте Бога так, как иудеи, ибо хотя они и думают, что они одни познали Бога, но тем не менее они не понимают этого, поклоняясь ангелам и архангелам, месяцу и луне. И если не светит луна, то они не празднуют субботы, которую они называют первой, ни праздника опресноков, ни великого дня». Из этого отрывка мы узнаем двоякого рода вещь: прежде всего зависимость от греческой полемики, которая всегда держала про запас насмешка над египетским почитанием зверей, и в теснейшей связи с этим неуменье литературно излагать свои мысли. Египетский звериный культ без всякой связи вовлекается в полемику против греческих божеств, и этим наш автор обнаруживает, что он далеко еще не вполне ориентировался в этой области.
Та же беспомощность, в известном смысле, сохраняется и в позднейшее время; что-то прямо-таки трогательное заключается в неуверенных еще шагах древнего христианства в области того, что тогда называли философией. Христиане, несмотря на всю ту энергию, с которой они выступали против греческой философии, сами нередко называли себя философами, с одной стороны потому, что к этой классификации принуждали литературные обычаи древности, с другой стороны потому, что и они сами довольно часто, вероятно, чувствовали некоторую зависимость от эллинской философии. и они имели на это во всяком случае такое же право, как и то множество странствующих философов, которые шатались тогда по миру и присвоивали себе возвышенное имя философов. Но тем не менее отношение христиан в философии было и остается довольно неясным. Языческое образование, весь окружающий их мир дает им для борьбы с языческим культом совершенно то же оружие, которым еще много столетий до ним пользовались философы. Но эта борьба есть лишь отрицание; положительную же часть их учения составляет религия, не возникшая из мыслящего духа, а воспринятая и рожденная из священного трепета богодовхновенного чувства, – религия, а не философия. Поэтому, некоторые из христиан и не желают ничего слышать о философах и резко и грубо высмеивают их. Даже личность самого Сократа для некоторых христиан не является священной. Большинство признает, что с ним необходимо считаться, многие видят в нем даже нечто в роде предчувствия Христа, но так как, в конце концов, он не мог абсолютно удовлетворять всем требованиям, предъявляемым христианством к человеку, то они стараются найти в нем всяческие ошибки и, наконец, даже порочат его не менее, чем других философов. Позже, когда христианство стало все более и более охватывать также и образованные круги общества, выработалась собственная христианская философия, которая, восприняв всю изощренность эллинского ума, несомненно совершила насилие над самой драгоценной частью религии. И это, конечно, религии самой по себе, как и всегда, послужило лишь в ущербу.
