это привыкли понимать, а не в том в каком слово это нынче употребляют некоторые филологи, – в Дельфах, да и вообще в Греции создано не было. Ибо пророк не дожидается, пока его спросят; во всякое время, наперекор окружающему его миру, изрекает он свои пророчества, полный той божественной силы, которая бессознательно для него самого, творит и действует в нем. Он не задумывается над тем, нравятся его пророчества или нет. Истинный дух пророчества перешел в греческий мир из Азии, из этой древней родивы всех религий, по-видимому, в ту эпоху, когда азиатская культура перебросила свои волны в Элладу. Еще в VIII в. до Р. Хр. женщины, названные не греческим (по крайней мере до сих пор еще не объясненным никакой греческой этимологией) именем
сивилл, предсказывают в экстазе, тоном проповеди наступление в будущем тяжелых времен и говорят о таинственных, страшных предзнаменованиях. Первая сивилла имела свое местопребывание на ионической почве, в
Эритрее. Там не так давно был найден её грот с эпиграммой, к которой мы еще вернемся, так как она относится к более позднему времени. От собственно античной поэзии сивилл до нас дошли, кроме этой эпиграммы, лишь небольшие отрывки; но, и они, наряду с указаниями некоторых писателей и в связи с позднейшей еврейской и христианской поэзией этого рода позволяют составить о ней вполне точное представление.
Мы уже ранее пытались, насколько это вообще возможно, дать приблизительную картину процесса возникновения пророчества в душе прорицателя. То же самое мы должны сказать и о существе боговдохновенных сивилл. Сивилла также переносит в своих песнях прошедшие, часто ею самою пережитые события в будущее, она также знает, что все, что она предсказывает, – бедствия народов, войны, повальные болезни, неурожая, что все это когда-нибудь совершится. Она прекрасно сознает, что здесь на земле и особенно в её собственном отечестве, на родине философии, в Ионии, ей не верят. Все свои предсказания до самого позднего времени она заканчивает одними и теми же словами: вы все считаете меня сумасшедшей, но все мои слова когда-нибудь оправдаются.
Правда, нельзя ставить сивилл в один ряд с величественными образами израильских пророков. Сивилла не есть конкретная личность. Первая пророчица сменяется другими, которые выступают перед толпой с новыми изречениями. Так возникает одна песня за другой; – там, где останавливается одна пророчица, подхватывает другая, и так как каждая из них чувствует себя лишь слугой одной великой пророческой идеи и постоянно продолжает лишь дело первой, то, наконец, в течение веков образуется предание о древней предсказательнице, которой с самого начала было известно то, что впоследствии действительно свершилось. Таким образом и древнее сказание о падении Илиона не могло не быть приведено в эту же связь, и в конце концов сивилла, преисполненная пророческой гордости, в сознании своего священного призвания, объявила, что её изречения гораздо старше песен Гомера. До вас дошли стихи, в которых она утверждает, что «хиосский подделыватель» обокрал ее; но все-таки, и она согласна сохранить за ним славу недурного писателя.
