— Товарищ старший лейтенант! — я немедля подскочил с постели.
— Лавренёв! Собирайся! Мы едем!
— Куда? — удивлённо захлопал глазами я.
— Ну, ты ж косить собрался?! Вот и поехали в военный госпиталь.
Я поспешно оделся (так быстро я не одевался даже после фразы «Рота, подъём!»). Судя по осведомлённости старлея, можно предположить, что язык Феофилактова длиннее тёщиного.
Итак, в город Хмельницкий мы с Казистым ехали на поезде, в плацкартном вагоне. Режим «Всё включено» работал только в кабине у машиниста.
Старлей купил мне чай и сел напротив меня.
— Ну, Лавренёв. Расскажи, что будешь дальше делать?
— А что делать? Вылечусь в госпитале, ну а дальше посмотрим.
— А что смотреть? Служить надо!
— Ясно! — заключил я, упёршись в окно, как только раскусил суть диалога.
Мелькали столетние деревья и молоденькие сосны. Огромный лес, заснеженные ветки. Романтика. Но только не в той ситуации, в которой я оказался.
Казистый заметил моё нежелание общаться и также глянул в окно. Интересно, на что он обратил тогда внимание.
— Рядовой, ошибочно думать, что через госпиталь ты, в самом деле, сможешь комиссоваться.
— Ну, и почему же?
— Там ведь не дураки сидят. Так что можешь не сидеть в пребывании утерянной хромосомы!
— Спасибо за чай! — стиснув зубы, я направился к туалету.
— Э! Ты куда намылился? Дезертировать решил?
— Не здесь и не сейчас!
После этого я и вышел. Ну а всё остальное время, проведённое в пути вместе со старлеем, я молчал и не изрёк ни слова.
Уже в 14 часов я шагал по огромной территории военного госпиталя.
По живописным дорожкам медленно ходили отрешённые люди. Они выглядели странно: задумчивые и замкнутые, прогуливаясь по улице в шаблонных ворсяных плащах светло-коричневого цвета с желтоватым оттенком.
«Что с ними там делают?» — сразу промелькнула мысль.
В «Регистратуру» меня очень быстро оформили, и молоденькая медсестричка провела на четвёртый этаж, в 58-ю палату.
Знаете, наблюдать за следами ремонта в госпитале было равносильно созерцанию годовых колец старого дерева. Первый этаж сделан по последнему слову high-tack, второй этаж выдавал в себе сделанный ремонт лишь благодаря дорогой плитке на полу и поставленными пластиковыми окнами, третий этаж и вовсе отражал жизнь этого госпиталя в 80-х годах, ну а четвёртый, на котором я и остановился, вообще не дотягивал до 80-х.
— Лавренёв, располагайся на свободной койке, я принесу тебе твою форму, — мило улыбнулась медсестра и отправилась снова на первый этаж.
