Надоело! Хочу домой!
Интересно, что бы на эту капризную прихоть сказал бы мне Гёте? Не знаете? А вот я думаю, что произнёс бы он одну из своих великих фраз: «Хотеть недостаточно, надо действовать». Ну, или выдал бы мне тяжёлую оплеуху, поучительно напомнив: «Дима, как тебе не стыдно? Год службы не можешь пережить?! Но позволь, я же пережил Семилетнюю войну, отсоединение Америки от Англии, затем Французскую революцию и, наконец, всю наполеоновскую эпоху, вплоть до гибели героя и последующих событий. А ты не можешь пережить год службы в армии?»
— Но, господин Гёте, у меня в Днепропетровске девушка любимая! Она, понимаете, беременна! Я — отец ребёнка и я здесь! Это ведь ненормально!
— Уважаемый, ведь вы изначально не хотели служить, ещё до того, как узнали об этом пикантном факте.
— Да, я не могу служить… не моё это, поймите!
— И какой из тебя мужчина? Служба в армии — это обязанность каждого мужчины!
— Простите, а вы служили в армии?
— Эм-м, не важно.
— Ну вот! Неужели так сложно понять творческое дарование?
— Хм. Это вы о себе, молодой человек?
— Ну да!!!!!!
— Что ж, тогда, должно быть, Вам известно, что творчеству не помеха ни армейская жизнь, ни тяжкие времена в сией колоритной жизни!
— Сам разберусь! — громко произнёс я и перед моими глазами будто всё поплыло. Всё кончилось, когда меня кто-то ударил в плечо.
Я снова стоял с друзьями перед Женькой Петросяном. Ребята странно глядели на меня, глазами выпрашивая объяснений.
— Что? — спросил я, не найдя ни одного вопроса, который выглядел бы лучше произнесённого.
— В смысле «сам разберусь»? — спросил Цыганок, смотря на меня, как на сумасшедшего.
Мне тут же вспомнилось некое замешательство Гёте, когда я спросил его про армию, кстати, именно его ответ я и использовал для того, чтоб мои друзья не смотрели на меня больше, как блюстители порядка на мелкого хулигана. С тем и отошёл от удивлённых глаз подальше, слушая, как Женёк снова стал высыпать с бескостного языка новые «оповидки».
Спустя час нас повели на обед. Сержант Сергеев был сегодня особенно злым и требовательным. Это первый человек в моей памяти, который так искусно мог кричать и требовать с лицом, выражающим лишь две эмоции: «полную апатию» и «тяжкую печаль».
На обед, как и на остальные общепринятые промежутки принятия пищи, давалось 5 минут. При разговорах за столом это время сокращалось чуть ли не вдвое. И вовсе не важно, виноват ты или нет. Правила просты: ты не виноват, но если провинился кто-либо из твоей роты, значит — виноваты все.
