Армейская столовая — отдельный разговор. Съедобно, и заметно лучше, чем на распорядительном пункте. Часто ели мясо 70-х годов из стратегических запасов СССР.
День 5 ноября начался, как и первые дни, с фразы младшего сержанта Сергеева: «рота, подъём!», потом всё та же утомительная зарядка, где мы уже обязаны были разучивать правила марширования и старую песню о бравых солдатах Западной Украины, которая считалась символическим гимном воинской части А1666.
Уже в 7:15 я запихивал за обе щеки пресный, ничем не приметный завтрак, ведь в первые же дни столкнулся с бедой адаптации к военной столовой. На приём пищи давалось ровно 5 минут, ну а я привык кушать медленно и, придя сюда, совсем не успевал даже немного насытить желудок. Вот и приходилось прятать по карманам куски хлеба и прятать между ними котлеты.
Ещё маленькой проблемой стало то, что поскольку я левша, то по привычке отдавал честь левой рукой, за что не раз драил коридоры казармы и никак не мог привыкнуть к тому, что отдавать честь нужно только правой, и только с головным убором.
Со старшим лейтенантом Казистым я по-прежнему не находил общий язык, зато в своей голове находил пару общих слов, которыми и называл отдаляющуюся спину старлея. То неправильно тапки сложу, то постель не так застелю, то заставили повторять речь очередного сержанта-западенца, адресованную мне. За всё за это я был бит, а швабру с тряпкой видел чаще, чем сон. Как же руки чесались ответить обидчикам, но я отдавал себе отчёт — что грозит мне это дисбатом.
Дисбат — это дисциплинарный батальон, куда привозили всех нерадивых солдат, наподобие меня. Первые скрипы автобуса с решётками на окнах, едущего за мной, уже показались где-то недалеко.
После завтрака нас заставили заучивать весь материал, пройденный на бесконечных, томительных лекциях сержанта Булаенко. Женька Петросян и вовсе ничего не учил. Говорил мне: «Тю, я что, дурак, тратить на это своё время?». Я улыбался в ответ, а сам скрупулезно зачитывал конспекты до дыр, ведь за каждое выявленное незнание — наряд вне очереди. А пугало, точнее, не наличие наряда, а отсутствие впоследствии него — сна. Он в армии на вес золота.
— Димон, та бросай ты это гиблое дело, — шутил Цыганок, постоянно разговаривая с Тристаном Ашанидзе и Мирабом Сейтумеровым.
Весёлые ребята. Тристан и Мираб были крымскими татарами и немногие с ними разговаривали по своим субъективным причинам. Нас это не останавливало. Мнение других — это просто глупая связка слов, а на их пресс мы всегда отвечали своим. Вот так и жила наша вторая рота, на два лагеря поделенная, каждый из которых всячески демонстрировал свою ненависть к тем, кто думал иначе. Немудрено, что я оказался на стороне меньшинства. Как же я могу ненавидеть тех, у кого цвет кожи другой, кто странно разговаривает, кто ростом не вышел иль не так себя ведёт??? Увы, такая глупость не редкость, но так тяжело с ней бороться, когда она контролирует большинство. Причём, что обидно, подавляющее большинство из того «лагеря-агрессора» были парни, что настолько просты, как дверь в кладовке — напрочь лишённые собственного мнения. Прискорбно быть среди подобных. Помните, как Михаил Грушевский говорил в своё время: «Вся наша надежда — в нас, вся сила — в народе». Но позвольте, если наш народ будет состоять из таких глупцов, что и представления не имеют о собственном мнении, то уж лучше я не буду входить в число людей, образующих народ.
