За мой язык меня многие не любили. Все колкости с примесью язвительной иронии — это то, в чём равных мне по всей округе просто не было. Ну, а с другой-то стороны — не монумент же я, чтоб разглядывать меня с такой скептической скрупулёзностью.
— Ясно! — продолжал майор, выпив стакан воды, который был предварительно налит из стеклянного графина. — Значит так: сейчас ты быстренько пройдёшь по кабинетам наших врачей, а послезавтра, на 9:00 с вещами прибудешь на распределительный пункт. Это на улице Шмидта, возле Радиоприборостроительного колледжа.
Боже, он так уверенно говорил, будто и впрямь, всё уже было давно решено, причём — без моего участия.
После первого же врача, офтальмолога, я понял, что так и было. На моё плохое зрение было отреагировано штампом «ГОДЕН» в моём личном деле. Мне, естественно, личное дело не то что не показывали, даже в руки не давали. Майор занёс его к первому врачу, а уж там — цепочкой, от врача к врачу. И результаты были для меня полной неожиданностью, ведь показали мне их уже в самом конце, на столе у майора, опустошающего очередной стакан с водой. Несмотря на мои проблемы с сердцем, кардиолог, пожилая женщина, понятливо кивала головой, видимо понимая, чем обусловлены мои жалобы.
— Одышка, периодические боли, — перечислял я.
К тому же, бабушка-врач даже говорила, с чем это могло быть связано и что мне нельзя ни в коем случае служить в армии, при таких-то проблемах с сердцем. Казалось бы, что путь к армейской жизни и солдафонской тушёнке для меня закрыт навсегда, но на столе у майора я увидел, что «Годен» по результатам прохождения всех врачей. Я, пригорюнившись, стоял перед лакированным столом и боялся поднять взгляд.
— Так, посмотрим, — вальяжно листал он моё личное дело. — «Годен»! Ну, так я и думал! Отлично!
— У вас врачи все куплены! — в истошном крике произнёс я.
— Само собой — улыбался майор, принимая меня за сумасшедшего с пучком отговорок на все случаи жизни.
— Я имею жалобы на сердце и глаза! А эти трухлявые ведьмы пишут — «годен»? Быть того не может!
— Ничего. В армии сделают из тебя человека! Только эту дурацкую чёлку тебе придётся убрать! И поснимай с себя все эти сраные браслеты и напульсники!
— Он на мою собаку похож, — улыбнулась рядом сидящая секретарша.
— Это ещё почему? — сердито спросил я.
— А у моей собаки тоже ошейник есть!
— Очень смешно! — сквозь зубы, сердито произнёс я.
— Лавренёв! В какие войска тебя записать? — с тем же наглым выражением лица продолжал майор.
