В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва | страница 202
– Она была красавица… – Позеверк непременно подмигнет сальным глазком:
– А! вы не знаете, что такое красавица? – и самодовольно засмеется: он-то, Негг Posewerk, знает, что такое красавица.
Позеверк был откровенный циник и сполна оправдывал данную ему кличку; что бы он ни делал – говорил свою обычную полунепристойность, переводил «Лорелею» Гейне, – всегда казалось: он голый лежит «пузом вверх» и, болтая ногами, непристойно хохочет над всем на свете.
У него было что-то непристойное в самой манере говорить, в потных руках, в голове-колбасе, в его полных ляжках, противно подрагивавших в обтянутых форменных брюках[183].
Позеверк был дерзок, груб и даже – в меру возможности преподавателя второстепенного предмета – жесток с учениками. Он любил издеваться над плохо успевающими, а особенно над теми, кто не растерял еще в гимназии чистую детскость и наивную домашность. С удовольствием ставил он направо и налево двойки и колы.
А преподавал он плохо: не умел толково объяснять урок, требовал зубрежки и был достаточно невежествен в немецкой литературе; его специальностью было пиво и доступные женщины.
Трудно поверить, но мальчики, приходившие к нему с хорошим практическим знанием немецкого языка, разучивались в его классе говорить по-немецки. Так было с Мишей Языковым, одним из потомков поэта Н. М. Языкова.
Мы все терпеть не могли Позеверка, он оскорблял наше нравственное чувство, а начальство благосклонно терпело его долгие годы, пока не случился достойный финал.
Однажды Позеверк явился в учительскую весь сияющий от невинного восторга и, раскланявшись особенно приветливо с директором, инспектором, батюшкой и преподавателями, распуская вокруг себя запах скверных духов, выложил на стол, покрытый зеленым сукном, свой объемистый портфель и обратился к присутствующим педагогам с небольшой речью:
– Я давно собирался познакомить вас с моей коллекцией, которую я собирал много лет и достиг как коллекционер хороших результатов. Позвольте же мне предложить ее вашему вниманию.
Педагоги склонились со вниманием над столом – в чаянии увидеть какие-нибудь снимки античных статуй или виды Германии. Позеверк предъявил им собрание фотографических карточек самого непристойного содержания.
Все оторопели от изумления. Директор, отличавшийся нарочитым благочестием, побледнел и зашатался от ужаса.
А Позеверк хрюкал в восторге, похваляясь разнообразием своей бесстыдной коллекции.
Тут только все поняли, что он находится в состоянии эротического помешательства.