Тут у него был только один страх – перед сквозняками, коварно наносящими простуду. Из-за этого страха двери и окна даже в летнюю пору находились у нас под строжайшим отцовским контролем.
От первого брака у отца было одиннадцать детей – четверо сыновей и семь дочерей; все они пережили его, двое из них живы доселе, остальные умерли все в зрелых, некоторые – в пожилых летах; от второго брака с моею матерью у отца, вступившего в этот брак в возрасте 51 года, было пятеро мальчиков: один из них родился мертвым; другой умер, прожив несколько дней; третий скончался трех лет от дифтерита; двое – я и брат, оставшиеся после отца, один 12, другой 11 лет, – уже вступили ныне в пожилые годы.
Такое большое семейство требовало от отца больших забот и трудов. Он нес эти труды, дававшие семье лишь самый средний достаток, с большим напряжением сил, но и с неменьшим терпением. Горькой его ошибкой было, что он возлагал надежды на свое старшее потомство, ища в нем опору своей старости. Надежды эти развеялись, как прах. Я не знаю, читал ли отец «Короля Лира», но если у Тургенева есть «Степной король Лир» из помещиков, у Златовратского есть «Деревенский король Лир», то отец имел печальное право называться «королем Лиром» из купцов, с тою только разницей, что был оставлен не одними дочерями, но и сыновьями.
Двое из старших сыновей – первенец Николай Николаевич и второй, Александр, участвовали в деле отца: первый был посажен за главного в розничной лавке, второй был чем-то вроде главного бухгалтера или управляющего делами в оптовой лавке. Но ни тот, ни другой ничем не порадовали отца.
Мечтою отца было не только продавать, но и производить шелковый товар. Он любил шелковые ткани, как художник любит картины.
Полотна, ситцы, шерстяные материи – во всем этом он знал толк, но любил по-настоящему только шелковые ткани. С ними у него была связана своеобразная эстетика одежды. Он сердился на дочерей, когда, выбирая себе на платье, они прельщались одною модностью ткани, не выказывая чуткости к ее эстетике – к стройности и тонкости рисунка, к красоте цвета, к общей гармонии рисунка, цвета и типа материи (муар, фуляр, фай). У отца был прекрасный строгий вкус; следуя ему, он мог одеть дочь так, как и не снилось ни ей самой, ни ее портнихе: с прекрасной простотою и благородной красотою.
Однажды к нам на званый вечер явилась Софья Сергеевна Кедрова, красивая барышня из богатой семьи, жгучая брюнетка. На ней было пышное платье из тяжелой шелковой ткани цвета saumon – изжелта-розовой лососины, модного в начале 1890-х годов. На проймах лифа при бальном декольте трепетали две маленькие черные птички, выписанные из Парижа. Выбор материи, цвет saumon и фасон с парижскими птичками – все принадлежало вкусу знаменитой портнихи m-me Минангуа, у которой шила сама Ермолова, бывшая тогда в зените своей славы. Все восторгались или делали вид, что восторгаются туалетом m-lle Кедровой. Один отец находил, что это туалет для театральной сцены, а не для вечера в семейном доме. «Все кричит на этой барышне, и цвет сомон кричит еще громче этих птиц».
