Дело это тянулось много лет – и отец помог довести его до такого конца, которому радовались все честные люди в торговой Москве.
Когда, оставшись после смерти отца без всяких средств, мать обратилась в Купеческую управу с просьбой о помощи, ей готовы были отказать на том простом основании, что отец ко времени своей кончины перестал уже быть московским первой гильдии купцом, а стал московским мещанином Панкратьевской слободы. Но нашлись в Купеческом обществе люди, которые вспомнили, что этот «мещанин Панкратьевской слободы» с честью вел когда-то запутанное дело по доверию купеческого сословия и помог выпутать из него многих честных людей и спасти им их честь и достояние, а за весь этот многолетний труд не взял ни копейки, отрывая для него время и силы от своего собственного дела. Права отца на добрую память были так бесспорны, что Московское купеческое общество назначило его вдове пенсию в размере 30 рублей в месяц. Это и были те основные заветные гроши, на которые мы жили в годы моего отрочества и первых юношеских лет.
Отец был некрепкого здоровья. Тяжелая житейская школа, пройденная им в отрочестве и юности, не прошла даром. Отец был нервен, мнителен, периодически страдал сильнейшими головными болями[135]. Время от времени он советовался с известным московским невропатологом профессором Сергеем Сергеевичем Корсаковым, которого глубоко уважал за бодрую ласковость и успокоительную приветливость и сам был уважаем этим человеком кристальной чистоты и сердечного ума.
Борясь с нервозностью, отец каждый день, по совету Корсакова, окачивался водою, и ему растирали спину мохнатою простынею. Лечение это было постоянным, для него следовало иметь душ, но отец не хотел тратить на себя лично ни копейки, и потому лечение это производилось самым примитивным способом: в комнату вносился большой круглый цинковый таз (мы, дети, называли его «папашин барабан») и «мальчик» окачивал отца из обыкновенной садовой лейки.
Следуя предписаниям тогдашних медиков, отец носил на руке, повыше локтя, фонтанель (fontanelle)[136] – нарочитую ранку, не заживлявшуюся с особой врачебной целью. Ранку эту ежедневно нужно было перевязывать особым бинтом. Лечение фонтанелью давным-давно теперь оставлено врачами.
Я часто видел отца лежащим в спальне с компрессом на голове в стареньком сером суконном халате. Помню его больным, но не помню, чтоб он жаловался на болезнь или предавался любимому занятию людей пожилых – говорить о болезнях.
