В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва | страница 125



Отец на минуту задумывается и обращается к приказчику:

– Тогда дайте дамассе из залогинских же, номер такой-то.

Приказчик развертывает штуку шелковой материи – добротной, ценной, тяжелой.

– Вот это подойдет, – говорит отец. – Свояченица-то, верно, хоть в летах, а все еще не на постную стать.

– Вот, вот!

– Вот и возьмите из серых – в серебро, это немножко повеселее и хоть с небольшим – немолода ведь она, – а с цветочком. Думаю, будет в самый раз.

Покупатель, облегченно вздохнув, приказывает отмерить дамассе на платье.

Проходит год. Та же поддевка, с той же бородой, входит в лавку и прямо к отцу, весь сияя от удовольствия:

– Уж как ты, Николай Зиновеевич, в прошлый раз всем потрафил: и бабке, и жене, а больше всех – свояченице.

– Уж будто потрафил? – с добродушной усмешкой переспрашивает отец.

– Взяла в руки отрез и говорит: «У первого человека такое понятие обо мне настоящее вижу, даром что он меня не видал. Не вам, пустоглядам, чета. То меня в печальные травы старушечьи обрядите, то в крупный горох турецкий, а я и не печальная, и не гороховая: вот я какая! – И к лицу себе материю ложит. – Умнющий, – говорит, – вижу по всему, человек!» Это про тебя все, Николай Зиновеевич.

И тут же покупатель в поддевке заявляет новую просьбу к отцу:

– Попади ты теперь еще теще во вкус: шаль нужна ей, и чтоб с золотом, и серебро чтоб. Да золото-то чтоб червонное.

– Мудреную ты задачу задаешь.

– Поди сообрази с ней! А сто тыщ капиталу. Уж я на тебя, как на каменную стену.

– Несообразность одна, – сорвалось у кого-то из приказчиков.

Отец только посмотрел на него и велел подать шаль густо-желтого, сверкающего шелку, затканную тонкой серебряной паутинкой трав и злаков. Червонное золото отливало серебром.

На следующий год покупатель – он был купец– гуртовщик из дальней степной губернии – приехал сам да еще прихватил с собой двух приятелей, и у каждого было по жене, по дочери, по свояченице, по теще, по бабке, а у кого и по прабабке. Они увезли с собой в свой Скотопригоньевск[131] по лубяному коробу дорогих товаров.

Приходит в лавку пожилая женщина с девушкой, обе одеты чистенько, но на небогатую стать. Просят показать материю для подвенечного платья.

– На какую цену? – спрашивает приказчик.

– На такую-то.

Называют очень небольшую сумму.

Все, что ни показывает приказчик, все не нравится.

Отец молча ходит по лавке, заложив руку за спину; сам ни слова, но все видит и слышит.

Наконец невеста, сквозь слезы, уж готова брать, что не нравится, но сходно по цене. Молчит. Приказчик, видимо, томится в нерешительности. Тогда подходит к ним отец: