. Таким образом, только «в возвращении как таковом» возникает то, к чему мы возвращаемся: оно начинает существовать или восприниматься как возможность там, где ранее не было никакого ее следа.
Здесь речь идет не об абстрактных теоретических позициях, но о в высшей степени конкретном историческом опыте. Согласно некоторым индийским культурным теоретикам, тот факт, что они вынуждены использовать английский язык, является формой культурного колониализма, цензурирующего их истинную идентичность: «Мы должны говорить на навязанном нам языке, чтобы выразить нашу глубинную идентичность, и разве это не ставит нас в положение радикального отчуждения – даже наше противостояние колонизации должно выражаться на языке колонизатора?» На этот вопрос, конечно же, следует ответить утвердительно, но навязывание английского (иностранного) языка привело к созданию самого угнетаемого, т. е. в данном случае угнетаемым является не доколониальная Индия – она утеряна навсегда, – но аутентичная мечта о новой, универсалист-ской демократической Индии. Малколм Х следовал тому же самому принципу, когда он взял «Х» в качестве фамилии: он боролся не за возвращение к неким исконным африканским корням, но именно за «Х», за неизвестную новую идентичность, открытую самим фактом рабства, из-за которого африканские корни были утеряны навсегда. Этот пример указывает вовсе не на то, что до потери не было ничего – конечно же, до потери что-то было, в случае с Индией это была богатая и многогранная культура, а на то, что утерянная культура была разнородной, беспорядочной и не имела ничего общего с тем, к чему хочет вернуться позднейшее национальное возрождение. Это касается всех «возвращений к истокам»: когда, начиная с девятнадцатого века, в Центральной и Восточной Европе появлялись новые государства, их возвращение к «исконным этническим корням» произвело на свет эти самые корни. Марксистский историк Эрик Хобсбаум назвал их «выдуманными традициями».
Есть хорошая грубая шутка о Христе: в ночь перед его арестом и распятием его ученики начинают переживать – Христос был еще девственником, разве не было бы хорошо дать Ему возможность насладиться перед смертью? Они просят Марию Магдалину войти в шатер к Христу и соблазнить Его; она с радостью соглашается и входит к нему, но через пять минут выбегает с криками гнева и ужаса. Ученики спрашивают, что пошло не так, и она объясняет: «Я медленно разделась, развела ноги в стороны и показала Христу мою киску; он посмотрел на нее и сказал: „Какая ужасная рана! Ее надо исцелить!“ – и нежно приложил на нее руку…» Так что остерегайтесь людей, слишком стремящихся исцелять раны других – а что, если кому-то его раны приносят наслаждение? Таким же образом непосредственное заживление раны колониализма (возвращение к доколониальной реальности) было бы сущим кошмаром: если бы сегодняшние индийцы внезапно оказались в доколониальной реальности, они вскричали бы в ужасе, подобно Марии Магдалине.
