— Ты прав, Яша, — с горечью произнёс Сергей Борисович. — И всё же постарайся его переубедить.
— А что ему здесь не нравится? — спросил Яков.
— Ответить на твой вопрос однозначно невозможно. Не воспринимает он страну, чувствует себя в ней чужим.
— Ладно, попробую с ним разобраться, — сказал Яков.
В это время водитель такси, смуглый мужчина средних лет, стал что-то говорить Сергею Борисовичу. Он внимательно слушал, смотря на него и изредка кивая головой.
— Я сейчас переведу, что он мне рассказал, — Сергей повернулся к сидящим сзади. — Несколько лет назад на этом участке дороги произошёл такой случай. Араб из Восточного Иерусалима подошёл к шофёру автобуса из Тель-Авива и резко повернул руль. Автобус с пассажирами упал в пропасть, вот в эту, что справа.
— Он был сумасшедший? — спросил Илья Зиновьевич.
— Ма питъом[1]? Просто убийца, получивший приказ умереть во имя Аллаха, забрав как можно больше еврейских жизней, — горько усмехнулся Сергей Борисович. — У них такой национальный вид спорта.
— Но это же страшно. А ему не жалко себя? — присоединилась к разговору Ребекка Соломоновна.
— У них другая ментальность. Человеческая жизнь для них не имеет такой ценности, как для евреев. Они плодятся в неимоверных количествах, у них большие семьи, и теракты для них — отменное средство заработка. Семья, потерявшая отца или сына, получает пожизненно хорошие деньги от Организации освобождения Палестины, — объяснил Сергей.
— Ну, предположим. Но человек идёт на смерть добровольно. Где его инстинкт самосохранения? — искренне недоумевала Ребекка.
— Главный мотив, конечно, ненависть к нам, якобы захвативших их страну. Кроме того, шахидов одурманивают муллы, шейхи и главари организаций, настраивая психику и обещая рай в награду. Ещё и наркотиками накачивают, чтобы подавить страх. Нам трудно их понять. Мы воспитаны атеистами, и нам всегда внушали, что все люди — братья, а национализм — это плохо, — говорил Сергей Борисович, смотря вперёд на поднимающиеся с обеих сторон горы. — Внимание, сейчас увидите Иерусалим.
Широкое ущелье расступилось, и долина, уходящая вниз и налево, открыла перед взором Якова стремительно возносящийся вверх покрытый лесом склон горы с каскадом домов на вершине и у подножья. Неожиданный торжествующий вид вызвал у него невольное восхищение. Всё кругом вдруг показалось ему финалом грандиозной симфонии, звучавшей на равнине медленно и плавно, по мере подъёма набиравшей эпическую мощь и красоту гармонии, а теперь достигшей своего апофеоза и величия. Душа Якова наполнилась звуками этой симфонии, она парила так же высоко и свободно, как вершины гор, она наполнилась неземным восторгом, позабыв на время о бренном мире, в котором предстоит жить и страдать оставшемуся где-то далеко внизу телу. В своей жизни ему доставало видеть немало красивых мест, но вдохновение, охватившее его, невозможно было объяснить ничем иным, кроме божественного присутствия, столетия возносившего к стенам Иерусалима идущих к нему паломников и скитальцев.
