— Жалко их, молодых. Мы-то своё отвоевали. Сколько друзей и товарищей полегло, подумаешь, оторопь берёт. А ведь знали, за что сражались, и верили в страну, — вторил ему внимательно выслушавший его собеседник. — И представляешь, что интересно. Много евреев немцы и их соратники успели уничтожить, но если бы не победили в той войне, не было бы Израиля и некуда было бы нам теперь деваться. И вообще, вопрос, остались бы мы в живых. Я многие годы преподавал в институте историю КПСС и научный коммунизм. Стыдно сказать, сколько раз клеймил агрессоров-сионистов, сколько выступал на заседаниях парткома и изобличал эмигрантов-отщепенцев. И был уверен в своей правоте. А потом, когда пришёл к власти Горбачёв, многое передумал, пошёл в райком и положил на стол партбилет. Если бы несколько лет назад кто-нибудь сказал мне, что со мной такое случится, я бы ему морду набил. А сейчас вот лечу и всех своих везу. Хватит служить чужому дяде. Пора грехи идолопоклонства замолить и о своей стране позаботиться.
Яков слушал с интересом. Порой из-за возгласов детей и речи диктора из рекламного фильма отдельные слова и фразы не достигали ушей. Тогда ему приходилось делать усилие, чтобы догадкой заполнить возникавший смысловой вакуум.
«Какие судьбы! У каждого своя история, но все дороги ведут в Рим, — подумал он, — Хемингуэй писал об одном потерянном поколении, а у нас их было три или четыре. И потеряны они были в прямом смысле слова».
Яков сидел у окошка иллюминатора, прислонившись лбом к прохладному стеклу и пристально всматриваясь в темноту пространства за бортом самолёта. Кромешная тьма, в которую был погружен «Boeing 737», нарушалась лишь редкими всполохами проблескового огня на крыле да слабым светом из салона, мгновенно растворявшимся в толще воздушного океана. Безлунная южная ночь высыпала на необъятный купол неба миллионы больших и малых, ярких и едва заметных звёзд. Впервые в жизни он видел его так близко и отчётливо. Оно было иным, чем в тех широтах, где проистекала его прежняя жизнь. А, может, это ему казалось, и просто с ним происходила известная психологическая метаморфоза, когда обострялись все чувства в ответ на смену физической или общественной среды. Так собака или кошка, движимые инстинктом самосохранения, попав в незнакомую обстановку, вначале обнюхивают и тщательно изучают расположенные кругом предметы и успокаиваются лишь в случае, если не обнаруживают вокруг ничего, что представляло бы для них какой-то интерес или опасность. Средиземное море далеко внизу бесстрастно поглощало любые едва касавшиеся его поверхности лучи, усиливая и без того абсолютную вселенскую черноту.
