В ресторане стало тише – картежники разошлись по домам. Даже дождь, казалось, решил повременить до утра. Оставалось лишь несколько посетителей – как и мы, выпивали и беседовали. Полина, снова подойдя к нашему столику, спросила, не желаю ли я повторить, но я поблагодарил и сказал, что выпил достаточно. Фарук заказал себе еще бутылку.
– Я третий из восьми детей, – сказал он, – мой отец был военным. Наша семья жила скромно. А если говорить без обиняков, очень скромно. Зарплата у военных была невысока, и их статус в обществе тоже. Отец, человек суровый, со мной был особенно суров, считая, что мне недостает мужественности; теперь он отставной военный. Но со старшим братом у меня еще более серьезные раздоры, он живет в Кёльне, и он очень религиозный. Собственно, у нас вся семья религиозная, и, в сущности, только я отдалился от веры; но мой брат относится к религии слишком серьезно. Он, сестра и я – мы старшие из детей. Брат думает, что я напрасно теряю время на учебу. Он бизнесмен, думает только о бизнесе. Ему неясно, почему я считаю учебу важным делом, он не имеет никакого понятия об интеллектуальной жизни, но это не просто непонимание, а что-то большее. Он настроен враждебно. С отцом у меня отношения плохие, но с братом – еще хуже. Мой брат был женат на немке, но, получив вид на жительство, развелся с ней, поехал на родину и привез жену-марокканку. Что же, он так с самого начала планировал? Не знаю. Он лицемер.
С остальными родственниками я общаюсь ближе. Не могу часто ездить в Марокко – слишком мало денег, – но у меня хорошие отношения с матерью. Она – самый важный человек в моей жизни, как и, могу поклясться, ваша мать для вас. Мать есть мать. Моя мать слегка беспокоится за меня; да-да, ей хочется, чтобы я женился, но ее больше тревожит, что я курю, лучше бы я бросил. Она, естественно, даже не знает, что я пью спиртное. Своему младшему брату я пишу длинные письма, ему двадцать лет. В этом учеба мне тоже пригодилась: я не диктую младшим братьям и сестрам, что им думать, а хочу помочь им научиться думать; пусть они знают, что в силах анализировать свое положение и приходить к собственным выводам. Я был странным ребенком, знаете ли: прогуливал школу, чтобы куда-нибудь уйти и в уединении читать книжки. На уроках меня так никогда ничему и не научили. Всё интересное содержалось в книгах; книги открыли мне глаза на многообразие мира. Вот почему я не считаю Америку монолитной страной. Этим я отличаюсь от Халиля. Я знаю, что там есть разные люди с разными идеями, знаю про Финкельштейна, про Ноама Хомского, и мне важно, чтобы мир осознал, что мы тоже не монолитные, – мы, люди из арабского мира, как они это называют, – пусть осознают, что каждый из нас – индивидуальность. Между нами бывают разногласия. Вы только что видели, как я не согласился со своим лучшим другом. Каждый из нас – индивидуальность.
