Открытый город | страница 67
Но были и другие некрасивые инциденты. Я приехал в Брюссель на исходе 2006 года – того самого, когда несколько преступлений, совершённых по мотивам ненависти, привели к обострению напряженности, которое ощутили на себе жители, не принадлежащие к белой расе. В Брюгге чернокожий француз впал в кому после того, как его избили пятеро скинхедов. В мае в Антверпене восемнадцатилетний парень побрился наголо и, ругмя ругая «макаккен», отправился в центр города с ружьем марки «Винчестер» и открыл стрельбу. Он серьезно ранил молоденькую турчанку, а также убил няньку из Мали и младенца-фламандца, с которым она гуляла. Впоследствии он заявил, что сожалеет только об одном: о том, что случайно застрелил белого ребенка. В Брюсселе нападение на автостоянке закончилось для потерпевшего – чернокожего мужчины – параличом и потерей зрения. Как ни парадоксально, преступления привели к тому, что даже центристские партии, например христианские демократы, сместились вправо – позаимствовали лексикон «Фламандского интереса», чтобы подольститься к электорату, недовольному иммиграцией. Страну захлестнула неопределенность – атмосфера аномии [30] была заметна даже туристу.
Я пошел в Парк Пятидесятилетия. Он был затянут туманом, но от этого памятники казались даже огромнее. Аркады, сами по себе гигантские, ошеломляюще устремлялись ввысь и теряли верхушки – их скрывали тонкие белые вуали, а ряды деревьев перед аркадами и позади аркад, застывшие, как часовые, простирались до самой вечности. Парк, разбитый по воле бессердечного короля, тоже отличался каким-то бесчеловечным размахом. Несколько туристов, казавшихся крохотными на фоне памятников, издали выглядевших игрушечными, бесшумно бродили туда-сюда, щелкая фотоаппаратами. Когда они подошли поближе, я услышал китайскую речь.
Было полпятого вечера, стремительно смеркалось, воздух был холодный и мглистый; район юго-восточнее парка примыкал к Эттербеку и станции метро «Мерод» – запутанному транспортному узлу, где столько улиц, трамвайных линий и указателей; но в сочельник почти все сидели по домам. В парке, прямо перед Королевскими музеями искусства и истории – зданием, которое я вначале принял за более известный Королевский музей изящных искусств, – стояла широколобая лошадь, запряженная в экипаж с надписью «politie», но полицейских нигде было не видать, а музей не работал. Под аркой была бронзовая табличка с барельефами – портретами первых пяти бельгийских королей: Леопольда I, Леопольда II, Альберта I, Леопольда III и Бодуэна, ниже надпись: HOMMAGE A LA DYNASTIE LA BELGIQUE ET LE CONGO, RECONNAISSANTS