– Завидую таким, как вы, – сказала она. – Хотела бы я быть одним из тех, кто без труда засыпает в любой обстановке.
А что же я увидел, открыв глаза? Кого-то с седой шевелюрой, с такими тонкими волосами, словно не только их цвет, но и само их вещество мало-помалу исчезают. Волосы образовывали непрочный венец над узким, сморщенным лицом, кожу испещряла старческая гречка – пигментные пятна. Но рот и подбородок четко очерчены, лоб – выпуклый, взгляд – проницательный. Несомненно, она почти всю жизнь была настоящей красавицей. Когда я снял маску, женщина первым делом подмигнула мне; я растерялся, но улыбнулся в ответ. Одета без изысков: буро-коричневый шерстяной свитер, брюки в шотландскую клетку и кожаные коричневые туфли-топсайдеры. Бусы из двух нитей мелкого жемчуга, жемчужные серьги. На коленях – книга (она придерживала страницу указательным пальцем), «Год магического мышления». Я не читал эту книгу, но знал: это воспоминания Джоан Дидион о попытках смириться с внезапной утратой – смертью мужа. На пальце у доктора Майотт (свое имя она назвала мне только час спустя) было обручальное кольцо.
– В шумных местах мне обычно трудно заснуть, – сказал я, – так что, если честно, тоже таким людям завидую.
Она просияла и сказала:
– Что ж, иногда это абсолютно необходимо. Кстати, вы предпочитаете английский или французский?
Мне вспомнилось, что уже над Лонг-Айлендом объявления в салоне звучали на трех языках; я сказал ей, что французским владею слабо. Она спросила, откуда я.
– А-а, Нигерия, – сказала она. – Нигерия, Нигерия… Что ж, я знакома с множеством нигерийцев, и, должна вам сказать, многие из них спесивы.
Меня потрясло, как она высказывается – напрямик, ни за что не извиняясь, рискуя оттолкнуть собеседника. «Это всё возраст, – предположил я, – ее давно уже не волнует, что подумают другие». Безусловно, подобную прямоту можно неправильно понять, когда ее проявляет человек помоложе, но в ее случае риск неверного истолкования отсутствовал.
– Ганцы – совсем другое дело, – продолжала доктор Майотт. – Они намного спокойнее, и с ними легче работать. Им несвойственны преувеличенные представления о своем месте в мире.
– Нуу, да, наверно, правда ваша, – сказал я, – мы довольно напористые, но, думаю, оттого, что нам нравится во всем быть первыми, оставлять след в мире. В собственных глазах мы – африканские японцы минус сверхсовременные технологии.
Она засмеялась. Убрала книгу, а когда до нас добралась тележка с ужином, мы оба выбрали вариант с рыбой (разогретая в микроволновке лососина, картошка, сухой хлеб) и молча поужинали. Затем я спросил, чем она занимается.
