Но, Атис мой, иной тревогой сердце полно:
Творенья чресл моих, меня терзают волны.
– Да, – задумчиво сказал Дени. – Я понимаю, что Атис для Кибелы – целый мир…
– Ведь если все мысли, все чувства, как говорится, вертятся вокруг одного существа… – Пьер, не договорив, умолк и вдруг взволнованно воскликнул: – Ну вот… А я уж думал, что мы теперь никогда, никогда не найдем пути друг к другу!
Он вскочил на велосипед, но еще не трогался с места и смотрел на Дени, положив ему руку на плечо.
– Перед тем как уйти, я отдам тебе рукопись «Кибелы». В тот день, когда ты получишь ее от меня, так и знай, что я решился.
И Пьер покатил по дороге, подняв руку в знак прощального приветствия. Он растаял в вечерней мгле, он мчался на своем велосипеде, как самый обыкновенный юноша, будто всю его душу, все его существо не наполняла собой до краев эта поэма. Приближался вагон трамвая. Застыв у обочины дороги, Дени смотрел, как в тумане вырастал и разгорался круглый фонарь, словно огненный глаз циклопа. Вспомнились недавно прочитанные стихи, в которых говорилось, что трамвай, пробегая в ночи, задевает листву – «сбрую снов, дождем окропленную». Он знал, что в этом большом желтом ящике едут его мать, Розетта и, разумеется, Ланден – он, наверно, в последний раз переночует в Леоньяне, потому что дела почти совсем уже закончены… Все будет продано, но в пользовании матери остаются дом и парк…
Дени догадывался, что дорогой они, наверно, обсуждали эти вопросы. Ланден, хотя ему хорошо было известно, что он необходим семейству Револю, шел позади всех, с боязливым и смиренным видом.
– Ну вот, – сказала сыну мадам Револю, – вот все и кончено!.. Слава богу, избавимся теперь от этого человека!
– Тише, мама, он услышит.
– Тем лучше! Пусть слышит!
Роза, которая шла рядом с Ланденом, вдруг побежала и, догнав своих, сказала вполголоса брату:
– А у меня новость! Угадай какая! Я нашла себе место!
– Ах, пожалуйста, не спеши! – возразила мать. – Мы еще обсудим это в кругу семьи…
– Мама, ведь это такая удача!
– Нет уж, извини, – ужасная неудача! Я примирилась с мыслью, что тебе придется работать, давать, например, уроки, но…
– Давать уроки? Какие? Я ведь не музыканта и вообще ничего не знаю. Я невежественна, как чурбан.
– Перестань, пожалуйста. Воспитанная девушка всегда знает достаточно, чтобы учить детей. А ты что придумала? Ты, Роза Револю, будешь продавщицей в какой-то лавке!
– Извини, мамочка, не в «какой-то», а в книжной лавке – это совсем другое дело. Да, Дени, представь себе – поступаю к Шардону.
