– А как продвигается работа над «Атис»? – спросил он.
От неожиданности Пьер не нашелся, что ответить. Он остановился у придорожного вяза и поднял воротник куртки.
– Тебя это еще интересует?
Дени ответил:
– Как будто ты не знаешь!
И действительно, Пьер Костадо, автор поэмы «Атис и Кибела», в его глазах жил совсем на другой планете, чем «малыш Костадо». В его чувстве к Пьеру было больше восхищения, чем любви, он ценил поэтическое дарование Пьера не потому, что был ослеплен любовью. Семнадцатилетний Дени хорошо знал, каким беспросветным тупицей был учитель, который, утащив тетрадь со стихами Пьера, принялся высмеивать их перед всем классом.
– Я понимаю теперь муки Кибелы, – сказал Пьер. – Она страдает от своего величия; она не ровня человеку, ее тело недоступно человеческим объятиям. Понимаешь? Очень трудно это выразить… И вот она говорит Атису:
Средь плеска рек твой смех пронзил горячий воздух,
Ветвями я туман рвала, тебя маня.
Блеск глаз твоих затмил сияющие звезды, –
Они мертвы. Они не смотрят на меня.
Твой светлый лик в воде ручьев моих не тонет,
Твой аромат – в воде и в запахе земли,
Ведь плоть их – плоть моя! О, протяни ладони
И зелень трав погладь: то – волосы мои.
Так разнесись, мой крик, и пробуди народы
За гладью волн морских, тоскуя и скорбя!
Целуешь ты меня, к моим прильнувши водам,
И жжет твой поцелуй, и стражду я, любя, –
Но у меня нет рук. Мне не обнять тебя.
Пьер читал свою поэму нараспев, произнося слова в нос. Постороннему слушателю эта манера, вероятно, показалась бы смешной, но Дени и не представлял себе, чтоб эти стихи можно было декламировать иначе, и никогда, думалось ему, не могли бы они звучать так таинственно, как в эти зимние сумерки, на краю пустынной дороги.
– Кибела – это земля, и Атис для нее – целый мир… Греки, обожествляя стихийные силы природы и небесные светила, придавали им человеческий облик, а моя Кибела, наоборот, обожая пастуха Атиса, видит в нем неведомую Землю… Я пытался выразить это переплетение: мыслящее существо и планета, живое тело, жалкое смертное тело и Земля, где плещут волны океанов, высятся горные хребты, вздымая снежные свои вершины, зияют пропасти и благоухают леса…
Полог песчаный пляж. Холмятся дюны дале,
И пены бахрому с водой несет прибой.
О, луки двух бровей, глаза, что мне сияли,
Сплетение кудрей и лоб высокий твой!
О, дивный юный лик! О, свет очей, мне милый:
Я не спала: они, как две звезды, светили, –
Но ласкою своей сияют для другой.
