Он хотел было уже выключить приемник, как вдруг довольно отчетливо раздалась русская, «закордонная» речь.
«А! Вот это… То, что нужно! Сейчас Логинов… Застанет старого коммуниста за слушанием «голосов». О-ля-ля!»
Александр Кириллович не отдавал себе отчета, о чем бубнил непрофессиональный, но въедливо-печальный голос комментатора. Он присел было на стул: заложил ногу на ногу, принял задумчивое выражение… Так рисовали в известной сусальной картине Ильича, слушающего музыку.
Но вдруг Корсаков начал понимать, что говорил комментатор.
«Волна христианского обновления, которая затопила сегодня Россию… Есть живое доказательство непринятия народом доктрины Кремля. Нуждающиеся в самом необходимом и не находящие его на прилавках магазинов или отворачивающиеся от него, как не соответствующего элементарным представлениям современного человека о качестве, моде и ассортименте… Советские люди пытаются найти оправдание и цель своей жизни хотя бы в христианской надежде…»
— Значит? «Затопили»?! — про себя проговорил Корсаков. — «Христианское обновление?..»
Он почувствовал, что невесело смеется.
— Если что и затопила?.. То — водка! — крикнул он и ударил кулаком по колену.
Февронья, испуганная, заглянула в кабинет. Он сидел, закрыв глаза. Не понимал, не хотел, незачем были ему эти нечистые, скользкие речи.
Как там говорил Ф. М. «Вечная жажда русского народа всеобщего, всенародного, всебратского единства во Христе?!»
Да, грустновато! Если не смешно…
«Единения во Христе, значит, жаждал русский народ?»
…Тогда, в тридцать третьем, за Корсаковым приехали на следующую ночь после разговора на веранде. Вернее, поздним вечером. В половине двенадцатого.
Машина осталась в березовой рощице — дальше проезда не было. На крыльцо поднялся пожилой, в штатском. Мягкое, полноватое интеллигентное лицо. Шагах в трех-четырех стояли еще двое — в военной форме.
— Корсаков? Александр Кириллович?
По старой солдатской привычке он аккуратно и быстро оделся. Потянулся к плащу — на улице накрапывал теплый дождь. Трава блестела черным лаком.
Не обязательно, — показал на плащ сотрудник в штатском. — Мы на машине.
Александр Кириллович услышал, как растворилась дверь. Обернувшись, он увидел закутавшуюся в оренбургский платок, позевывавшую Машу.
Она была совершенно спокойна!
— Мы вас разбудили? — почти галантно спросил штатский. Он был похож сейчас на вежливого соседа по даче.
— Ну, что вы! Я читала…
Машенька протянула к Корсакову руки и, потянувшись, как со сна, — спокойно-спокойно, домашне-домашне! — чуть зевнув, поцеловала его в щеку.
