Он жаждал новой, преображенной, святой жизни! Ведь за нее заплатили так дорого! Так страшно…
Да, да, она будет завтра! Послезавтра… Но будет!!!
Все правильно. Нужен и нэп! Страна лежит в разрухе…
Но почему вчерашние революционеры, вчерашние герои вдруг как-то по-старому, по-мещански, а может, просто с крестьянской погромной жадностью хватают, хватают и хватают!! Обставляют квартиры… Да что там квартиры — этажи! В краткосрочной командировке он видел знаменитого Дыбенко, командующего Одесским округом… Кажется, со всего города к нему в дом были свезены, стащены ковры, мебель, меха, хрусталь, бронза…
Нет! Это уже была какая-то… Не его жизнь!
Зачем тогда ему надо было уходить из старого дворянского дома? Из адмиральской семьи? Из стен, которые хранили память о десятке поколений людей, живших в богатстве, учености, непростой душевной жизни? Чтобы увидеть карикатурное подобие этого… В квартире какого-нибудь вчерашнего героя Революции?
Он написал письмо в ЦК. Его принял один из секретарей, молодой Молотов. Посочувствовал, посоветовал отдохнуть.
Нет, Александр Кириллович не усомнился в Революции. Наверно, он был по своей натуре догматиком. Он просто почувствовал себя лишним. Пусть на какое-то время… Боялся сказать вслух, но на губах было слово — «ландскнехт»…
У него открылась язва. Его послали лечиться на знаменитый сибирский источник «Дарасун». Его армия еще стояла в Сибири.
…Сколько же все-таки лет было тогда Фенечке! Семнадцать? Совсем девчонка! Широколицая, свежая, с каким-то янтарным цветом кожи. С белыми-белыми, выгоревшими на солнце волосами… Уже крупнотелая, нескладная, с припухшими малиновыми губами…
Как она смотрела на него! Буквально — открыв рот…
Что бросило его тогда к этой здоровой сибирской девушке? Неосознанная память предков? Тоже искавших выхода, забвения в простых ласках дворовых девушек? Жар вырвавшейся из узды военной, душевной дисциплины мужской силы?
Или, может быть, больше? Желание начать все сначала? С нуля? С ее крестьянского, по-сибирски могучего, из столетних лиственниц, дома? Перечеркнуть прошлое? Стать обычным мужиком, крестьянином, пахарем? Сеять! Снимать урожай! Рожать детей. Опроститься?
«Были! Были и такие мысли…»
Потом срочный вызов в Москву! Те похороны! Обрубленная смертью Ильича, лучшая часть жизни…
— …Вы не спите? Александр Кириллович? — Февронья Савватеевна чуть белела в сумерках на пороге кабинета.
«Неужели эта старая, обрюзгшая, терпеливая Февронья… Та самая Фенечка?» — зябко сжавшись от печали, подумал Корсаков. — Бедная, бедная… И ноги, как тумбы!
