— Ну, что вы так на меня смотрите? — уже сердилась Лина. Они стояли друг против друга. — Поправьте рубашку…
Она дернула его вылезшую из брюк сорочку и пошла к дороге.
— Вы всегда такой? Нелепый? — спросила Лина, когда Кирилл догнал ее. — Нельзя же так распускаться!
— Лина… — Он остановился, она тоже. — Я готов принести, конечно, свои извинения… Но все-таки не стоит говорить со мной в таком тоне.
— Не надо мне ваших извинений! — Она не желала отводить глаза. — Я хочу пить!
Кирилл на мгновение растерялся.
— Что?
— Пить! Понимаете — пить… Умираю от жажды! Про обед я уже молчу… Вы же в расстроенных чувствах?!
В ее тоне была какая-то неприкрытая досада, но Кирилл чувствовал, что не он — почему-то не он! — ей причина:
— Ну, откуда… Здесь? — он пожал плечами.
— А вы не можете просто попросить воды? У отца? У домработницы, наконец? И вынести мне? — все с большим раздражением говорила Лина.
— У него нет домработницы! — машинально ответил Кирилл. Ему не хотелось вести Лину в дом к отцу.
— Почему у вас такая манера — все усложнять? До предела!
Она круто повернулась на каблуках, чтобы идти на станцию.
— Да не нужно мне никакой воды! Господи! Ну, почему вы все такие одинаковые? Такие беспомощные! Закомплексованные…
Она не оборачивалась, но Кирилл понял, что она сейчас близка к срыву, к резкой, ненужной откровенности.
— Лина! — он догнал ее и положил руку на плечо.
Она оглянулась.
Конечно, она не испытывала никаких чувств к Кириллу.
Может, лишь малую вину за ту «цидульку»? Которую они, смеясь, написали с Жигачем в Риме? Случайно встретили Корсакова с тем американцем? Напились в той маленькой остерии — до соплей… «Пошутили?»
Хотели подсесть к соотечественнику… Но Кирилл так посмотрел на Жигача, что тот остервенился на весь свет…
— Ну, и написали… Донос? Может быть…
«Ну и что?! В ее жизни бывало и не такое! И стоит ли вообще думать об этом?..»
Не знали же они тогда… Что этой бумажке будет дан такой ход! Что она так понадобится Олегу Нахабину, когда Кирилл станет ему неудобен? Конечно, Нахабин всегда был в ее жизни. Но ведь тогда она должна бросить здесь Севку, а Жигач и так падает, спивается. Одно слово Логинова — и Олег Нахабин будет только потирать ладони от удовольствия — синего все возможные грехи будут сняты. Нет, недаром он успел ей вчера в Домжуре бросить в дверях, когда они с Севкой только приехали: «Завтра же документы! И до конца недели — в самолет… В Рим! Сматывай удочки! Все! Все концы в воду!»
