Х е л л е. Последняя просьба? (Поспешно.) Да, мы враги, и никогда не может быть между нами примирения. Вы — парвеню в мировой истории, недавнего происхождения. Вы не имеете еще корней в глубине мировой жизни, а наши корни, возможно, уже подгнили. Возможно, и так! Возможно, что и впереди еще последняя борьба добра и зла для окончательного выявления основ бытия! Но какими бы врагами мы ни были, нас что-то и объединяет. Ведь можно понять даже и врага! Последняя просьба, господа!
Б а т т а л. Ну? Только быстро.
К у р м а ш. Какая просьба?
Х е л л е. Всю эту неделю, всю неделю я пытался выяснить дату дня «X». Собственно, даже причина моей смерти — в ней. Иначе бы я не оказался здесь. Я взываю к вашей человечности!
Б а т т а л. Ну?!
Х е л л е. Я проиграл игру с вами. В моем присутствии вы говорите свободно. Значит, вы уверены в моем молчании. Я вычеркнут вами уже из списка живых. Теперь, когда я на краю смерти… Когда, когда, господа? Я хочу только знать, из-за чего я умираю.
Молчание. Хелле переводит взгляд на Баттала, на Курмаша.
К у р м а ш. Ладно, все. Нет больше времени.
Х е л л е. Это не праздное любопытство. Это мой последний вопрос. Я хочу знать, где я проиграл? В чем?
Б а т т а л. В чем? А в том, что не двадцатого, а четырнадцатого! В том, что тебя, падаль, уже не будет в это время, и все твои хитрости, вся твоя сеть лопнет! (Ямалутдинову.) Давай!
Я м а л у т д и н о в. Сейчас, сейчас…
Х е л л е. Четырнадцатого. Значит, выступление четырнадцатого.
Снова взгляд его лихорадочно обегает лица всех, чуть задержавшись на Ямалутдинове. Глаза его, казалось, вылезают из орбит, пожирают людей и пространство. Вдруг раздается тихий смех. Смех переходит в хохот.
(Ямалутдинову.) Я избавлю вас, юноша, от неприятной повинности.
Резкое движение головой вниз. Он надкусывает ворот рубашки и тут же замертво повисает на веревках. Баттал и Курмаш бросаются к нему. И только Ямалутдинов, отступив и вытирая со лба, с шеи пот, кажется, еще глубже вдавливается в стену.
К у р м а ш. Надо отдать ему должное. Этот фанатик победил в себе инстинкт самосохранения. Выбрал только легкую смерть.
Б а т т а л. Цианистый калий.
К у р м а ш (увидев Ямалутдинова). Что?
Ямалутдинов — лицо посеревшее, глаза неподвижны — оседает по стене вниз, что-то неслышно бормочет, шевелит губами.
Что еще?
Я м а л у т д и н о в. Меня мутит. Голова кружится. Ничего, ничего.
К у р м а ш (резкий поворот головы). Над чем он так смеялся?
