— Ну вот и состарился наш медведь, — виновато заговорил отец. — Спасибо тебе, добрый дух, что помог нам вытащить его из берлоги! Кэсие! Кэсие!
Отец присел отдохнуть. А я зашел в берлогу. Мне хотелось посмотреть, как она устроена. Там было тепло, как в погребе бывает тепло зимой. За одну ночь свежее мясо там могло бы испортиться. Из хвойных веток и травы медведь устроил себе постель. Но не пришлось ему зимовать в этом жилище. Я расхаживал по берлоге. Она выше нашей юрты. Голова моя никак не доставала до потолка.
— Иди сюда! — позвал отец. — Помогай мне!
Мы скатили тушу медведя с сопки вниз до самого ключа. Отец повернул голову медведя на восток. В руке его сверкнул нож.
— Вот, бата, хозяин медведя тот, кто увидел след. Хозяину медведя полагается расстегнуть шубу медведя. — Он ловко вспорол шкуру от подбородка до живота.
— Ого, сколько сала…
— Запасливый был медведь.
Разделывая тушу, отец рассказывал мне про старинные обычаи.
— Голову медведя нельзя давать кушать женщине. Сердце тоже нельзя. Грешно! Голову надо отнести самому старшему, почетному человеку. Можно шаману дать. За это получим хорошую собаку.
Он вынул глаза медведя и поднялся. Рядом стояло дерево. Отец подошел к дереву и там, куда обычно ударяют первые солнечные лучи, пристроил их, сделав на стволе зарубку.
— Это зачем так?
— Пусть он видит, что мы соблюдаем все законы.
Я с трудом развел костер. Клубы дыма весело понеслись сквозь тайгу. Отец в это время уже закончил обделывать тушу медведя. Мы взялись готовить ужин. Когда сварилось мясо и сало, отец отрезал ножом кусочек сала и бросил в огонь.
— Э-э! Пудзя! Это тебе за то, что помог нам найти медведя, упрятанного в елках. Пошли нам еще удачу.
Глядя на отца, я тоже отрезал кусочек сала, хотел бросить в огонь, но отец остановил меня, говоря:
— Тебе нельзя. Ты еще не вырос. Когда будешь настоящим охотником, тогда сделаешь так, как я.
До поздней ночи мы ели свежатину. Спали крепко, не чувствуя злого мороза. Рано утром стали делать амбарчик. В нем оставили свою добычу. Со всех сторон закрыли амбарчик, чтобы колонки и росомахи не залезли. Сложив мясо, мы нагрузили котомки салом и отправились домой.
Вот и наша юрта. Мы вошли и положили котомки на малу[41], туда, где не полагалось быть женщинам. Сняв охотничью одежду, отец стал варить мясо. Сидя у костра, он рассказывал о нашей охоте. Только бабушка могла принимать участие в беседе. Остальные делали вид, что не слышат. Наконец, мясо сварилось. Отец стал приглашать всех на малу, есть медвежатину. Бабушка первая разулась и пошла туда. Следом за ней мать и Яту. Ели молча. Брали кусочки сала, осторожно подносили ко рту, стараясь не уронить ни одной капельки жира.
