С косматого и клокастого, как бродячая собака, неба все сыпалась и сыпалась снежная крошка. Усилившийся к ночи ветер подхватывал ее на лету и пригоршнями в лицо Антону. Снег таял на горящей коже и сползал вниз мокрыми комками, а он, не замечая, машинально смахивал их ладонью на землю. В голове шипящим взбесившимся клубком билось все его сознание, но не вырывалось из него ни единой связной отдельной мысли, и не было у него ни малейшего понятия о том, как, каким образом можно было повлиять на ход никак не зависящих от него событий.
Вдруг впереди, в темноте улицы отделился от стены дома слева густой, как сажа, силуэт человека. Антон потому и заметил его сразу, что тот был на два тона черней окружающей его среды. А заметив — вздрогнул от неожиданности.
— А, Силантьич, ты! — узнал он сообщника, когда тот приблизился. — Досталось тебе сегодня. Прости, брат, не думал, что так получится.
— Ничего, — успокоил Силантьич юношу, — мы привычные.
— Нет, что ни говори, а скверно все сложилось: и тебе плохо, и мне не здорово.
Антон полез в карман и достал деньги.
— Уговор есть уговор, держи…
— Эх, — вздохнул Силантьич, хрустя бумажкой, не решаясь сразу спрятать ее в карман, — и совестно мне, да надобность в этой силе имеется.
— Ну, бывай здоров, — на прощание махнул рукой Антон бродяге, собираясь идти, и вдруг остановился от внезапной мысли. — Послушай, Силантьич, ведь тебе некуда идти, верно?
— Почему же, — степенно возразил мужичек, — мир широк, и он не без добрых людей…
— Да я не о том, — нетерпеливо перебил его Антон, — ты не понял. Белый свет — это хорошо, но он слишком велик, чтобы согреться в нем одному. Я имел в виду обыкновенное человеческое жилье. Пойдем ко мне, места хватит вполне, я живу один. Будем жить вдвоем, какие проблемы? Идет?
— Шутишь?.. — недоверчиво протянул Силантьич.
— Да нет же, не шучу!
Силантьич взъерошил свои густые волосы, смахнув с них снег, задумался.
— Заманчиво, — вздохнул он, — заманчиво, но… Нет, парень. Живи, как и жил, а я тоже останусь на своем месте. Думается, ничего хорошего из этой идеи не выйдет. Прощай!
— Ну, мы еще вернемся к этому разговору, еще поговорим! — прокричал Антон вослед растворившемуся в темноте мира бродяге, а сам уже не верил тому, что это возможно.
Постояв некоторое время на месте, свыкаясь с вновь обступившим его одиночеством и пытаясь дистанцироваться от общей для всех темноты, он отправился дальше, ощущая, что темнота и чернота захлестывают, путая реальность с миром своих переживаний и опасений.
