Дневник должен был быть уничтожен: сожжён в раковине нашей ванной комнаты, быстро, незаметно, как в шпионских фильмах, уничтожают документ.
– Никогда этого не будет! – гордо ответили мы с Наташей с вызовом и стойкостью советских партизан!
А Леночка неожиданно быстро согласилась: «Да-да, конечно, мы всё сейчас же сожжём, мы не будем подводить всю группу, сейчас я принесу дневник».
У наших руководителей отлегло от сердца, нашлась хотя бы одна сговорчивая студентка. Леночка достала из моего чемодана дневник и понесла сжигать. Мы с Наташкой бросали вслед ей взгляды презрения.
– Вот и всё! – показала Леночка горстку пепла. Мы смотрели с ненавистью, наши преподаватели с радостью: «Слава Богу, всё обошлось, теперь не нужно будет оправдываться перед факультетским начальством за крамолу». И они спокойно удалились в свой номер. А Леночка, улыбаясь улыбкой заговорщицы, достала спасённый дневник – она сожгла всего несколько полупустых страниц дневника, и ещё обложку и несколько совсем чистых листов бумаги. Дневник был спасён! Мы обнялись и примирились.
Теперь этот наш бесценный «Театральный дневник» мы хранили, как кольцо Нибелунгов, как иглу жизни Кощея-Бессмертного, как комсомольский значок в фашистском плену, как тайные шифры резидентов разведки. Во время поездки в Болгарию мы не расставались с дневником ни на минуту. Для конспирации мы положили дневник в какой-то легкомысленный подарочный пакет с сердечками и цветочками, пакет везде носили с собой: на занятия, на экскурсии, на прогулки, в магазины, на базары, в сладкарницы, даже на пляж, а купались по очереди, всегда кто-то из нас хранил этот наивный и такой простой, но для нас бесценный текст.
Сейчас, перечитывая свою запись, я никак не могу понять, что за крамолу разглядели в этих наивных листочках наши руководители. А может быть, они вовсе и не читали дневник, быстро пролистали, наткнулись на известные имена и решили: всё сжечь, пока текст не превратился в рукописи, которые, как известно, не горят. А может быть, в те годы Товстоногов и его театр были символом всего советского театра, и свободные записи девчонок вне партийных санкций уже сами по себе были крамолой.
Вот этот дневник.
20 июля 1974 г.
Аня С. (Анна Слёзова)
После поездки в Ленинград сидела несколько дней на даче и записывала, как всегда, «для потомства» встречу с Зэмэшкой.
12-18 июля мы с Наташей (Наталья Кожанова) в Ленинграде, сопровождаем болгарских студентов.
