Уезжала, как обворованная, оттого, что не повидалась с вами. Вчера после поезда вообще полдня провалялась в постели, ожидая вашего звонка.
Наш театр ставят на капитальный ремонт, поэтому мы начинаем длительное путешествие: с 1 июня по 9 июля – Омск, Тюмень, до 1 августа отпуск, август – Рига, сентябрь – Сочи, дальше неизвестно.
Очень много приготовлено было разговоров с вами, привезла интересные письма на мой вечер по телевизору (обещают передать по 1-й программе, – вечер получился удачный).
Есть ли у вас последний двухтомник Товстоногова?
Целую и обнимаю вас, мои родные!
Пишите.
Ваша Зэмэ.
1980–1981 гг.*
Здравствуйте, родные мои девчухи!
Вот я и дома!
В голове только одно:
«В целом мире нет, нет красивее Ленинграда моего».
«Я счастлив, что я ленинградец, что в городе этом живу».
И не хватает вас рядом, чтобы показать, насколько невероятно красив и благороден мой город.
Я никогда не привыкаю к его красоте, но даже, возвратясь через два дня, по-новому её воспринимаю.
В поезде попалась нам удивительная проводница, – Виташа попросил банку для цветов, – она ахнула: да какая же банка их спасёт! Я их в ведро поставлю! Пока я стелила постель, умывалась, – прохожу мимо её купе, – смотрю: Господи, что-то с цветами шурует, сама с собой и с ними разговаривает: Так-так-так, ромашечки, подождите немножечко, вам вместе быть нельзя с сиренью (все цветы были в ведре), ромашечки, пока полежите тут на столике, а сиреньке моей я сейчас горяченькой водички в вёдрышко налью, ага, и сахарочку, сахарочку.
Утром эта девочка разносила чай и извинялась, что сахар кончился: «Пожалуйста, возьмите конфеты». Потом они с Виташей закладывают цветы в полиэтилен, она усердно помогает, я стою в стороне, – она с восторгом говорит: «Посмотрите, эта тёмно-сиреневая ожила, посмотрите, как она расцвела!». Я уж даже не знала, как её благодарить! Ни рубль, ни три, ни пять не дать ей за её удивительную душу. Виташа только сказал: «Мы часто ездим в Москву, всегда будем проситься в 14-й вагон». И я, конечно, большая идиотка, – надо было хотя бы пригласить её в театр. Утешаю себя тем, что найду её в 14-м вагоне, когда буду приезжать на съёмки.
И ещё впечатление: до Ленинграда остаётся полтора часа. Стоят в проходе перед туалетом с полотенцами три женщины, я четвёртая. Через две минуты первая начинает возникать, обращаясь к нам: «Вы подумайте, мужчина там заперся! – Дёргает ручку. – Ну, так я до Ленинграда и не умоюсь!». Наконец мужчина выходит. И эта первая хорошо одетая женщина выливает на него такой поток унизительных текстов: «С ног до головы помылся! А? А ещё называется мужчина!»
