Когда приходит пора инициаций, жизнь мальчиков превращается в напряжённое ожидание. Обычно одновременно инициацию проходят несколько мальчиков. Они знают, что их ждёт нечто очень важное, что надо выдержать испытания, но в целом они имеют весьма смутное представление о предстоящем. Они держатся около матерей или хвастаются в компании сверстников, что им всё нипочём и что «старики» их не поймают (Берндт, Берндт 1981; Рафси 1978: 55.), хотя прекрасно понимают, что им не избежать предстоящих испытаний. Решение о моменте начала принимают старшие мужчины, не только прошедшие все обряды посвящения, но и умудрённые жизненным опытом.
С мнением родителей не очень-то считаются. Пусть отец возражает, спорит, говорит, что сын его мал для таких болезненных церемоний, но раз решение принято, ничья воля уже не может вернуть мальчика с пути инициаций (Howitt 1904: 655). «Старики» хватают мальчиков, подбрасывают в воздух, рисуют на их спинах тотемические знаки, значение которых известно только посвящённым, и уводят в буш или в горы, подальше от основного лагеря. Иногда женщины сопровождают их плачем и стенаниями, делая вид, что сопротивляются (Spencer, Gillen 1968: 212–215; Берндт, Берндт, 1981: 217). А иногда сами призывают мужчин прийти и забрать мальчиков, отталкивают их от себя, когда из-за деревьев выскакивают разукрашенные кровью и пухом похитители и начинают стаскивать их с материнских колен (Meggitt 1966: 293). В Юго-Восточной Австралии мальчиков, вступивших в пору инициаций, разрисовывали охрой, втирали им в кожу жир, укутывали в специальные накидки, а потом их «похищал» «главный дух» инициации (Мathews 1896а: 307–309).
Этот уход — сегрегация — разрыв прежних социальных связей, который представляется в виде особых обрядов.
Нагляднее и последовательнее, чем у австралийцев, идея разрыва неофита с прежним миром представлена у некоторых племён Новой Гвинеи. Так, киваи, перед тем, как допустить мальчика до тайных церемоний, тщательно его моют, «чтобы убить запах, принадлежащий женщинам». Из дома он выходит, переступив через лежащую в дверях мать, наступив при этом ей на живот, то есть на то место, откуда он появился при рождении (Landtman 1927: 344–345). В племени гурурумба мальчик, впервые введённый в мужской дом, должен полностью освободиться от «нажитого» вместе с женщинами, иначе он никогда не станет мужчиной. Он должен удалить из тела «утробную кровь», кровь матери (для этого в ноздри засовывают острую траву, которая режет их), удалить пищу, которую съел, когда жил с матерью (в пищевод вводят стебель сахарного тростника и двигают его вверх-вниз, вызывая рвоту), пропотеть и очиститься от грязи, появившейся на его теле из-за жизни с женщинами (Newman 1964: 265–267).
