– В целом свете нельзя было найти ребёнка добрее, чем Джонатан. Я знаю, звучит неправдоподобно, но это так. Ни одна злая мысль ни разу не проникла в его головку. Он никогда не спорил. С ним никогда не было никаких проблем.
Элизабет с нажимом произнесла «с ним».
– Я помню…
Её голос прервался, и ей пришлось судорожно сглотнуть, чтобы продолжить.
– Я помню, когда он был ещё маленьким – года два, может, три. Он пришёл ко мне и сказал: «Почему мама грустная?» Он хотел только, чтобы все вокруг улыбались и ладили друг с другом. Хотел, чтобы все были счастливы.
Джоэль подумал, что это именно то, чего хотел он сам. Чтобы все были счастливы.
– Он был очень деликатный. Понимаешь, что я имею в виду? – спросила Элизабет, и Джоэль кивнул. – Он считал, что нельзя приносить проблемы другим. И верил, что никто другой не может сделать ему ничего плохого.
Джоэль понял, что сейчас она говорит о себе самой.
– Ты сказала, что никогда не было проблем с ним, – произнёс он с нажимом на последнем слове и, увидев, что она не понимает, спросил: – Значит, были проблемы с кем-то другим?
Элизабет печально улыбнулась и смахнула пылинку с воротника пальто Джоэля-Джонатана.
– Всё-то ты слышишь, всё-то чувствуешь. Ничего от тебя не укроется.
Джоэль покраснел.
– Ну, не знаю…
Элизабет снова сделала паузу.
– Хенрик, – наконец сказала она и кивнула самой себе. – Да, с Хенриком всё время были проблемы. Это сложно объяснить, но… казалось, он высасывал из воздуха весь кислород и никто не мог дышать в его присутствии. Тебе, наверное, сложно понять, что я имею в виду.
Но как раз это-то Джоэль понимал хорошо – точно так же он мог бы описать Софию.
– Я не знаю, что мне ещё тебе рассказать, – продолжала Элизабет. – Спрашивай, что ты хочешь узнать.
Был только один вопрос, на который Джоэль хотел получить ответ. Этот вопрос был в сто раз важнее, чем все другие вопросы, но как раз его-то он и не мог задать.
Почему?
Джоэль попытался придумать что-нибудь ещё, но всё остальное казалось ничтожным по сравнению с тем главным, что его интересовало.
– Был у Джонатана какой-нибудь любимый предмет в школе? – выдавил он наконец и устыдился. Вопрос показался ему жутко глупым.
Но Элизабет вроде бы так не думала. С её лица ушла печаль, улыбка вновь заиграла на губах, и Джоэль вдруг понял, что он очень хочет услышать ответ на этот вопрос. И не какой-нибудь, а именно тот, который уже крутился у него в голове. Он хотел, чтобы она сказала: шведский язык.
