) производят впечатление мальчиков, находящихся еще под строгой дисциплиной школьных учителей» (там же, 4).
Но есть и одно заметное сближение. На фоне возрастающего значения, которое фарисеи в деле судопроизводства придавали клятвам, ни ессеи, ни Иисус не признавали клятв.
Всякое произнесенное ими (ессеями. — Л. Г.) слово имеет больше веса, чем клятва, которая ими вовсе не употребляется, так как само произнесение ее они порицают больше, чем ее нарушение. Они считают потерянным человеком того, которому верят только тогда, когда он призывает имя Бога (там же, 6).
Так же в Евангелии. Иисус призывает не клясться ни небом, ни землею, ни Иерусалимом, ни своей головой, но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого (Мф. 5: 34–37).
Чающие утешения Израиля
Возвращаясь к вопросу. Возможно, именно у Луки, который не был евреем (единственный среди новозаветных авторов) и который в силу этого мог взглянуть на ситуацию со стороны, мы находим попытку ответить на ваш вопрос. К известным нам книжникам, фарисеям, саддукеям, зелотам, ессеям, терапевтам>25 Лука прибавляет еще одну группу — это люди, которых он называет «чающими утешения Израиля» (Лк. 2: 25), «ожидающими избавления» (Лк. 2: 38), «ожидающими Царства Божия» (Лк. 23: 51).
В отличие от фарисеев, чье внимание сосредоточено на Законе и правовых нормах, в отличие от саддукеев, которые уделяли особое внимание культовым постановлениям, в отличие от политически ориентированных и воинственных зелотов или, напротив, порвавших с миром и ушедших в пустыню ессеев, эти люди, то есть «чающие утешения Израиля», жили надеждой. Они ждали Того, Кто придет, чтобы утешить и спасти народ, — Мессию.
Вряд ли здесь можно говорить о какой-либо институционально организованной группе или социальной нише. Скорее это люди, объединенные общим настроением. В Священном Писании их привлекали в первую очередь не законы, не обрядовые постановления, не рассказы о славных военных победах древнего Израиля, но пророческие откровения о грядущем Мессии. Они вглядывались в слова пророчеств и, вдохновляясь ими, старались праведностью и чистотою жизни (см. Лк. 2: 36) подготовить себя к приходу «Помазанника Ягве», «Агнца Божия», «Звезды с востока», «Ростка от корня Иессеева», «Сына Человеческого».
Парадоксально, но именно Матфей, который занимался таможенным сбором, лучше всего раскрывает идейный мир этой группы. Его Евангелие заметней других направляется ветхозаветными пророчествами. Возникает ощущение, что он говорит не обо всем подряд, а лишь о том, что «высвечено» древними текстами. Среди кумранских находок есть так называемые Флорилегии (4Q252, 4Q174, 4Q176 и др.) и Тестимония (4Q175) — специальные сборники, содержащие подборку мессианско-эсхатологических пророчеств (с комментариями и без комментариев соответственно). Целая антология мессианских пророчеств содержится и у Матфея. И когда он передает нам события новозаветной истории, он всякий раз восхищается и приглашает восхищаться своего читателя тем, что «все сие было, дабы исполнилось слово Господа, реченное через пророка» (Мф. 1: 22; 4: 14; 8: 17 и др.).
