Повести о чекистах | страница 75
Прибежал, заскочил в прохладную темь дровяного сарая и дал здесь полную волю слезам — горьким, злым, жгучим. Плакал и ненавидел. Прежде всего самого себя: «Зачем он такой несуразный?! Зачем не такой, как все?! Зачем не умеет дать сдачи?! Господи, отравиться, что ли?» Последняя мысль оказалась бальзамом для души: злость и ненависть вытеснило чувство жалости, а следовательно, и возвратившейся любви к самому себе. Пришло и успокоение, а за ним мечтания. Воображение у Герки было очень развито. Представлял он себя всегда великим героем: то графом Монте-Кристо, то юнгой на пиратском корабле. Чаще других любил возбуждать в своем воображении такую сцену: сидит он себе в школе на уроке. Урок идет скучно, что-то пишут, отвечают. Вдруг дверь в класс отворяется и входит кавалерист, усатый, увешанный оружием и, отдавая честь и ни на кого не обращая внимания, — прямо к Герке: «Товарищ Галанский, вас вызывает комбриг». «Ясно. Сейчас буду», — сухо отвечает ему Герка. Спокойненько встает из-за парты, укладывает в портфель книги и тетради и вежливенько просит соседа, чтобы занес портфель домой: «Передай матери, что буду не скоро». Только и молвил, и под обалденные взгляды всех присутствующих спокойно и озабоченно вышел из класса. А все бросаются к окошкам. А под окнами Герке подводят коня. Он легко вспрыгивает в седло, а на боку у него уже шашка, на поясе кобура. «За мной!» — командует он отряду. И «ца-цак! ца-цак!» Галопом! Ни на кого не глядя, главное, ни на кого не глядя! У-уу! Гады! Подохнут же от зависти.
В мечтаниях Герка никогда не додумывал до конца своих подвигов, но очень явственно, живо, почти наяву представлял: как его награждают, возвеличивают и как его сегодняшние обидчики лопаются от зависти, и, главное, восхищение в глазах Танечки, дочки директора их школы, в которую Герка был безнадежно влюблен еще с шестого класса. Из всех книг ему больше всего нравилась «Двадцать лет спустя» Дюма. Там герои не только действовали, но и принимали безо всякой ложной скромности комплименты от королевских особ — кожаные мешочки, туго набитые золотыми соверенами. Вот это была жизнь!
Отец у Герки был замкнутый, немногословный, но, по мнению подчиненных, хорошо знающий свое дело специалист и справедливый человек. Он был лет на пятнадцать старше матери. Любви промеж них, кажется, не было. Герка больше тянулся к матери, чем к сдержанному, всегда в трудах и заботах отцу. Но к образу жизни, привычкам отца в их доме относились уважительно, его слово всегда имело вес. Мать ставила Герке отца в пример и если не любила, то очень уважала хотя бы за то, что от него зависело их семейное благополучие. Но вот однажды станцию и поселок Усть-Лиманск захватила банда атамана Вакулина. Три дня бандиты были хозяевами. Грабили население, реквизировали лошадей, стреляли за кладбищенской оградой партийцев и совработников. На второй день после налета пришли за отцом, вежливо попросили начать работу телеграфа. Отец не возражал. А на третий, когда бандиты спешно покидали поселок, отца самолично расстрелял их главарь. В почтовой кассе было два миллиона рублей, и отец оформил их переводами на ряд почтовых отделений округа, оставив в сейфе лишь тысячу. Остальные сумел спрятать. Когда на окраине поселка уже разгорелся бой, кто-то из почтовиков предал отца. Атаман с охраной прискакал на почту, а в поселок уже входили красноармейцы: «Где деньги?» Отец клялся, что денег нет, и получил за свою стойкость награду от атамана — пулю в живот. Так и умирал, истекая кровью, на деревянном обшарпанном крыльце.